Я связался с тренером и объяснил ситуацию. Илья Матвеевич сокрушённо вздохнул:
— Ты не первый разгильдяй, с которым приходится прощаться. Я понимаю защищал бы девушку или дал отпор бандитам, но связываться со шпаной во время выступления глупо и неловко. Отболтался как-нибудь, извинился да забыл.
Дальше следовали пафосные тезисы о чести советского спортсмена, правилах, навязанных сызмальства: не использовать навыки во вред! В заключении тренер выразил надежду, что этот случай не повлияет на приятельские отношения в сфере музыкальных интересов. И не повлиял, мы отлично ладили с Матвеевичем, даже когда стало ясно, что я повесил перчатки на гвоздь. В итоге, три года занятий принесли помимо боксёрских навыков и общего физического развития, хорошего товарища.
К великому сожалению, помню, как встретил Никанорова после армии в совершенно опустившемся состоянии. Он виновато мямлил, что тренировать бросил, мол «так получилось». Без объяснений было ясно, что здоровый мужик катится в пучину беспробудного пьянства. Мне он больше не звонил. Позже узнал, что тренер устроился грузчиком, там вредная привычка усугубилась и его попёрли с работы, где к пьянству привыкли, но не до такой же степени, когда здоровый мужик валился кулем или лезет с кулаками. Да, такие случаи с известными спортсменами, теряющими точку опоры и катящимися по наклонной, имеют место. Эх, Илья, меня корил, а сам…
Дома пока всё хорошо, череда смертей наступит не скоро, стараюсь об этом не думать. Мама вернулась из экспедиции. Сильно расстроилась моим ученическим зигзагам, но что-то исправить было поздно. Я уже работал на заводе, принёс первую увесистую зарплату, занимался тогда ещё спортом и выступал в ансамбле. Другими словами при деле, а не с уличными гопниками в подворотне, дующий пузырь бормотухи из горла. А потом я совершил подвиг! И вот как это произошло.
На улице Комсомола движение транспорта вялое, всегда много машин, да и трамваи сильно тормозят. В тысячный раз переходил улицу, абсолютно не думая о машинах, но в этот раз что-то пошло не так, я был уже на середине пешеходного перехода, когда почувствовал опасность, а потом и увидел, как на гражданина, опередившего меня на пол корпуса, летит грузовик. Хорошая реакция не подвела, я схватил попутчика и отбросил его назад на противоположную полосу от сумасшедшей машины. И правильно, что назад: ГАЗ-51 изменил траекторию, выскочил на поребрик и наискосок врезался в стену дома. Раздались крики, у меня отпечаталась в памяти тёплая волна от двигателя и грохот бешено вращающихся колес. Ещё миг и мужчина оказался бы под колёсами. Я помог подняться, перепачканному в грязи спасённому. Молодой, старше меня лет на пять, хорошо одетый человек, интеллигентной внешности. Он растерянно благодарил и машинально отряхивал брюки и пальто. Кто-то передал ему отлетевший от моего толчка портфель. Со стороны Финляндского вокзала бежали любопытные. Я спохватился и решительно двинул прочь, мне эта история не понравилась. Лучше незаметно исчезнуть, не ждать ГАИ, протоколов и прочей чехарды.
На следующий день прочитал в газете «Смена», как неизвестный спас пешехода чуть не попавшего под колеса грузовика. Корреспондент рассказал, что «в кабине с водителем случился приступ эпилепсии. Стопа от судороги вдавила педаль акселератора в пол. К счастью никто не погиб, трое пострадавших доставлены в хирургическое отделение Военно-медицинской академии, находящейся в ста метрах от происшествия. Неизвестного пытаются установить». Вот так, дорогой читатель, герои среди нас!
Учиться в путяге мне нравилось. Коллектив сплошь мужской — пацаны после восьмилетки, только мы с Юркой Потнягиным стояли особняком: два переростка, я — без пяти минут со средним, у Юрки аттестат имелся, но из-за болезни поступил на год позже. Рассказывали, что раньше в училище женского полу было в избытке. Но постепенно мужская профессия стала доминировать и вымыла из мастерских и учебных классов отвлекающий фактор. Нам платили стипендию, нас одевало и кормило государство. В будущей жизни я не раз вспоминал эту очень выигрышную примету социализма: страна готовила кадры, а не составляла списки на отчисления злостных неплательщиков за учёбу. Денег никто не отменял, но не всегда зарплата ставилась на первое место: был план, соцсоревнование, ну и что? Токарь высокой кларификации зарабатывал за двести рублей, плюс премии, тринадцатая получка и касса взаимопомощи — гарантированная выплата в особых ситуациях. В СССР работала система социальных лифтов. Кто это понимал и не бил баклуши, хорошо жил по меркам времени. Вот такой мой простой манифест из прошлого будущему.
8. С новым годом!
И он наступил, новый 1969 год — второй год моего существования в заданных рамках наново запущенной биографии. Период, принёсший кучу открытий, переоценку духовных ценностей и жизненных приоритетов. Я с особой теплотой вспоминаю эти прекрасные домашние посиделки всей семьёй.
Ёлку приобрёл на заводе «Русский дизель» — квота для рабочих. Шары, бусы, звезда и другие игрушки, покупались ещё в конце пятидесятых, когда я радостный вышагивал с дедом по ДЛТ (Дом ленинградской торговли) и требовательно указывал пальцем на то или иное понравившееся украшение. Меня подготовка к празднику ввергла в ностальгические воспоминания, я искренне радовался простой деревянной крестовине, обложенной ватой и предполагал, что первого января найду под ёлкой подарок от деда мороза, восторгался разноцветной мишуре, змейкам проводов с лампочками, незабываемому запаху свежей хвои.
Праздничный стол, покрытый накрахмаленной белой скатертью, радовал глаза до боли знакомыми и желанными кушаньями: большая ваза с оливье, сельдь под шубой, икра чёрная, да-да, мама купила её в рыбном на Петроградской. Варёная и жаренная картошечка на гарнир к языку, докторской колбасе, курице, отбивному шницелю, масса других очаровательных и подзабытых блюд. Круглый ржаной хлеб с вкуснющей корочкой (утренняя выпечка Пискаревского хлебозавода), домашние пирожки с капустой и рисом с яйцом. Мандарины, яблоки, да уголок экзотики: заморский фрукт ананас и ставшие привычными бананы — привет с братской Кубы. Над столом гордо возвышались бутылки сладкого советского шампанского за 4 рубля 17 копеек, тут же водочка и лимонад «Ситро», глядя на который я тут же вспомнил, что за пустую бутылку можно было выручить двенадцать копеек.
Сегодня наша семья разделился на две половины: дед, дядя, я и мама, да бабушка с тётей. Не было приглашённых знакомых и дальних родственников. Типовая советская ячейка из трёх поколений, если не считать меня, как особого представителя генерации будущего. Они сейчас счастливы, они не вспоминают о репрессиях (год во внутренней тюрьме Большого дома для капитана Петрушевского), о войне (мать с тёткой в эвакуации, дед и дядя защищали Родину, а бабуля всю блокаду работала на хлебозаводе, это её и спасло); родня радуется сытой жизни, великим стройкам, завоеванию космоса, мирному атому. Они не замечают тотальный дефицит и скудные прилавки, они не знают, что через двадцать три года развалится СССР, что любимая страна стремительно втянется в хаос и разруху, хоть и не соизмеримую с последней войной, но воспринимаемую как национальную катастрофу. Мои, горячо любимые, этого уже не увидят… Это увижу я, ваш вечно юный Димочка Петрушевский, излагающий в своём тайном дневнике, впечатления о незабываемой новогодней ночи.
За пятнадцать минут до Нового года, пришли соседи поздравить и угостить своими нехитрыми кулинарными изделиями. Тогда подобная традиции ещё соблюдалась, как яркий след ленинградских коммуналок и голодной жизни по талонам поле войны. И вот программа «Время», дикторы поздравляют дорогих товарищей с праздником (спустя два года лучший «застойный» генсек откроет линию обращений к советскому народу). Наконец, яркий и праздничный «Голубой огонёк», с Валентиной Леонтьевой, Игорем Кирилловым, Светланой Моргуновой.
Жильцам нашего дома не повезло: телефонная линия молчала — где-то повреждён провод или ещё чего. Раздосадованные жители высыпали на улицу к двум будкам телефонов-автоматов, что рядом с домом. Выстроилась очередь, все хотели поздравить близких и знакомых. В самый разгар веселья, я оставил своих домочадцев и выскользнул на улицу отзвониться Томе. Тамара моя знакомая с которой у меня завязались отношения. Не то чтобы жениться собирался, но общались мы тесно.
Двухкопеечных монет с собой не было, но дамская пилочка вполне заменяла стандартную «двушку», а если не жалко то гривенник, ведь бессовестный таксофон проглатывал и их. Пилка просовывалась в щель между корпусом и диском, а в момент соединения требовалось нажать контактный рычаг монетосборника. Такой вот, давно забытый способ обмана АТС (автоматической телефонной станции), в принципе, за подобные манипуляции полагался срок. Инженеры на АТС этот фокус конечно знали и позже модифицировала свои телефоны, поставив защитную пластинку. До эры мобильной связи в Ленинграде (Санкт-Петербурге) оставалось четверть века.
Я поболтал с Томкой и вернулся к своим. Раскрасневшиеся дед с дядей курили на лестничной площадке и спорили. Я присоединился со своими дефицитными сигаретами «Ява». Дед поморщился глядя, как я залихватски щёлкаю зажигалкой, а дядя махнул рукой:
— Когда началась война, я в пятнадцать уже дымил, ты тогда, папа, молчал. Позже, на фронте, без табака вообще каюк. Пусть курит, в восемнадцать лет не зазорно.
— Я ещё и водки выпил сегодня, мне можно, как рабочему классу. А сам зачем куришь, дед? Тебе Колесов запретил! Всё расскажу бабуле. Я может сам когда-нибудь брошу.
И бросил, правда это «когда-нибудь» наступило спустя сорок три года, у каждого своя история борьбы с вредными привычками. Позже появятся импортные табачные бренды, потом изделия с пониженным содержанием никотина, электронные сигареты и масса фармацевтических средств. А сейчас дымили трое мужчин с богатым жизненным опытом, абсолютно далёкие от дум о вреде курения и занятые непростыми мыслями о своём месте в новом году.