Эриксон расхохотался, чем заставил подбородок мадам Бернике ещё круче забрать в сторону, отчего её косой взгляд казался теперь коварным и хищным.
- Да, - сказал он сквозь смех, - да, мадам Бернике, я кое-кого убил, - лицо домовладелицы вытянулось. - Сказать - кого? Якоба Скуле! - и он разразился новым приступом смеха. - Вы ведь это хотели услышать, не так ли? - нахмурился, обрывая смех. И почти закричал: - Нет, не дождётесь! Вам не удастся довести меня до этого, понятно вам?!
Домовладелица испуганно отпрянула и даже руку подняла, словно защищаясь от удара.
- Чёрта с два! - продолжал Эриксон. - Вам не удастся. Так и передайте вашему хозяину, этому «философу». Не удастся!
- Сумасшедший, - пробормотала мадам Бернике, поспешно ретируясь вверх по лестнице. - Да он с ума сошёл... Пьяница... Допился до белой горячки...
Эриксон не дослушал, громко хлопнул дверью.
- Чёрта с два, - прошептал он, припадая к двери спиной. - Ничего у вас не выйдет.
На кухне намешал себе несколько пакетиков растворимого кофе и долго плевался от всепроникающей сладости, забыв, что это было «три в одном».
«Проклятье, - бормотал он, - тут и правда свихнёшься... Молодцы. Нет, какие они молодцы, как лихо они взяли меня в оборот!.. А что теперь делать с трупом?.. Интересно, я сам убил его, или тело подложили сюда, выманив меня из дому и напоив до умопомрачения?.. Твари. За что же они так со мной? Что я им всем сделал?»
Вылив сладкое пойло в раковину, налил новую порцию кипятку и снова зачем-то вбухал в кружку три пакета. Отпив, сплюнул и снова вылил.
Но сколько их! - думал он. Это же целая преступная сеть. Синдикат. Этот паук-философ сплёл такую паутину, из которой Эриксону не вырваться. Все эти жильцы, мальчишка, Кёль, девушка Адель и даже полиция... Он не сможет в одиночку бороться с ними. Есть только один выход - бежать. Возможно, придётся бежать из этого города, из этой страны, из этого мира - на край света.
Растворив последний пакетик, отпил и, вдруг вспомнив, пошёл с кружкой в гостиную. Остановился перед шкафом.
Дождь перестал. В открытое окно успели уже налететь мухи, и теперь штуки три-четыре носились по комнате, наслаждаясь, наверное, дразнящим ароматом, нагуливая аппетит.
Эриксон поймал себя на том, что улыбается, наблюдая за этими жизнерадостными насекомыми.
В дверь постучали.
Он повернулся идти открывать так, будто давно ждал этого стука.
- Ам! - плотоядно выдохнула Линда, повисая у него на шее и припадая к его губам сочным поцелуем. И тут же отпрянула: - Ф-фу, какой колючий! Ты что, бороду отпускаешь? - Потом заглянула в кружку в руке Эриксона: - А что это у настут? Кофеёк цедим? Или чего покрепче?
Без дурацкого клоунского грима её лицо оказалось вполне себе миловидным, хотя красавицей он бы её, конечно, не назвал. Немного портило это лицо лёгкое искривление в переносице, многочисленные мелкие оспинки и слишком тонкие и прямые губы. Хельга была в девяносто девять раз красивей, а кроме того, не была шлюхой.
Линда взяла из руки Эриксона кружку, хлебнула. Несколько секунд оторопело смотрела ему в лицо, потом выскочила на площадку и начала плеваться.
- Фу... - бормотала она. - Что за гадость? Что ты пьёшь?