И в темноте, чувствуя сводящий с ума запах жаркого, он рассказал все. Желудок, что лежал серым камнем, превратился в жадного тигра. Слова беспомощно срывались с его губ. Они выходили наружу, как речи сумасшедшего, ложь и правда — все вперемешку.
Потом он потерял сознание и крик сгорел у него в горле.
С невольной дрожью он посмотрел на спящего на соседней кровати. Он понял, что смотрит точно на провалившийся рот. Старый беззубый тигр. Древний и злобный слон-отшельник без одного бивня и с шатающимся другим. Дряхлый монстр.
— О, Боже, — прошептал Морис Хейзел. Его голос был высоким и слабым, слышным только ему одному. Слезы потекли у него по щекам. — О, Боже, человек, убивший мою жену и дочерей, спит со мной в одной комнате, Господи, Боже мой, он со мной в одной комнате.
Слезы побежали быстрее — слезы гнева и ужаса, горячие, обжигающие.
Он с трепетом ждал утра, а утро все не наступало и не наступало.
21
На следующий день, в понедельник, Тодд поднялся в шесть утра и сидел, лениво ковыряя вилкой омлет, который поджарил себе сам, когда спустился его отец в шлепанцах и халате с монограммой.
— Привет, — сказал он Тодду, направляясь к холодильнику за апельсиновым соком.