— Да, — подтвердил Тодд. — Из Германии. Из Эссена. Вы знаете такой город?
— Нет, — ответил Морис, — но я один раз был в Германии. Интересно, он был на войне?
— Не могу сказать, — глаза Тодда стали холодными.
— Нет? Впрочем, не важно. Это было давно, та война. Через пару лет в этой стране появятся люди, по закону имеющие право быть президентом, — президентом! — и родившиеся уже после войны. Для них «чудо Данкера» все равно, что поход Ганнибалла на слонах через Альпы.
— А вы были на войне? — спросил Тодд.
— Можно сказать, что в некотором роде да. Хорошо что ты, мальчик, навестил старика, — двух стариков считая меня.
Тодд скромно улыбнулся.
— А сейчас я устал. Я, наверное, посплю.
— Надеюсь, что вам скоро станет лучше, — пожалел Тодд.
Морис кивнул, улыбаясь, и закрыл глаза. Тодд вернулся к кровати Дуссандера. Его родители уже собирались уходить: отец поглядывал на часы и говорил с притворным огорчением, как сильно он опаздывает. Но Морис Хейзел не спал, не мог заснуть, даже не надолго.
Через два дня Тодд пришел в больницу один. На этот раз Морис Хейзел, запакованный в гипс, крепко спал.
— Ты хорошо справился, — тихо сказал Дуссандер, — Ты потом заходил в дом?
— Да, я положил на место шкатулку и сжег проклятое письмо. По-моему, это письмо никого особо не интересовало, и я боялся… Я не знаю, — Он пожал плечами, не в силах объяснить Дуссандеру свой интуитивный суеверный страх перед этим письмом, боязнь того, что в дом случайно войдет кто-то, кто умеет читать по-немецки и сможет заметить в письме ссылки на события десяти-или даже двадцатилетней давности.
— В следующий раз захвати мне чего-нибудь выпить, — попросил Дуссандер. — Без сигарет я обхожусь, а вот…
— Я больше туда не пойду, — категорически отрезал Тодд. — Никогда. Все, конец. Мы квиты.
— Квиты, — Дуссандер сложил руки на груди и улыбнулся недоброй улыбкой, хотя Дуссандер очень старался, чтобы она была подобрее. — Да, так и должно было быть. Меня выпустят из этого склепа на той неделе… Во всяком случае обещали. Доктор сказал, что протяну еще несколько лет. Я спросил его, сколько именно, но он только засмеялся в ответ. Думаю, что несколько, в данном случае — не больше трех, а может и двух. И все равно, может быть, я устрою ему сюрприз и поживу в год Оруэлла.
Два года назад Тодд бы подозрительно нахмурился, но теперь только кивнул.
— Только между нами, мальчик, я уже почти отказался от мысли дожить до конца века.
— Я хотел вас спросить кое о чем, — сказал Тодд, пристально глядя Дуссандеру в глаза. — Поэтому и пришел. Хочу спросить вас о том, что вы как-то сказали.
Тодд взглянул через плечо на спящего на соседней, кровати и придвинул стул ближе к Дуссандеру. Он почувствовал запах Дуссандера — запах мумии в Египетском зале музея.