– Что ты собираешься делать? Зачем все эти ножи? – испуганно спрашивал Джахан, наблюдая, как его старший товарищ выкладывает на поднос разнообразные лезвия.

Шея у мальчика онемела, губы пересохли, а кожа приобрела мертвенно-бледный оттенок.

– Ты слишком любопытный, – отрезал Олев. – Я намерен вытащить эту штуковину.

– Но каким образом?

Ответа не последовало. Олев заставил мальчика выпить маслак – отвратительно пахнущий зеленоватый отвар сухих листьев конопли. Едва Джахан сделал первый глоток, голова у него пошла кругом, а когда он допил последнюю каплю отвара, мир вокруг стал до странности ярким и переливающимся. Опиум растерли в кашицу и смазали им рану. После этого Олев и китайцы вынесли Джахана в сад, где было намного светлее, чем в сарае.

– Прикуси это! – приказал Олев.

Джахан послушно сжал зубами тряпку, которую ему сунули в рот. Впрочем, толку от этого было мало. Когда стрелу вытаскивали, он так отчаянно верещал, что птицы, сидевшие на ветвях, с испуганными криками взвились в воздух.

Вечером того же дня, когда Джахан чуть живой лежал на своем тюфяке, в дверях появился архитектор Синан. Точно так же, как в памятную ночь после сражения, он уселся на пол рядом с мальчиком и поинтересовался:

– Ну что, рана сильно болит?

Вместо ответа Джахан сморщился, на глазах его выступили слезы.

– Тебе не нравится развлекать народ, верно? – произнес Синан. – Трюки не слишком тебе удаются. И все же каждый, кто видел тебя вчера, понял, что смелости тебе не занимать. И что ты очень любишь своего слона.

– Как вы думаете, меня накажут?

– Я думаю, ты и так достаточно наказан. И султан это понимает.

– Но… Лютфи-паша меня ненавидит.

– Меня великий визирь тоже не слишком жалует, – понизив голос, заметил Синан.

– Из-за того, что тогда пришлось разрушить мост?

– Из-за того, что я одержал над ним верх. И он этого не забыл. Великий визирь не привык, чтобы с ним спорили. Человек, который окружает себя льстецами, превозносящими его до небес, считает себя оскорбленным, услышав правду.

Они еще долго беседовали в сгустившемся сумраке. Синан расспрашивал мальчика о том, как он жил прежде, и Джахан поведал ему о сестрах, оставшихся дома, о жестоком отчиме и о смерти горячо любимой матери. Впервые с тех пор, как Джахан оказался в Стамбуле, он рассказал о себе правду. Об Индии он не упомянул ни единым словом.

– Ты хочешь вернуться домой? – спросил Синан.

– Да, конечно. Но я хочу вернуться богатым и сильным. Нужно спешить, чтобы убить отчима, прежде чем он станет слишком старым.