Он вошел в приемную. Его помощница Женевьева встала из-за стола и последовала за ним, держа в руках расписание деловых встреч. Она весело сообщила, что среди прочих встреч сегодня его ожидает свидание с каким-то полицейским из уголовной полиции.
Баске не любил слово «полицейский». Оно звучало как попечитель, только менее тягуче. Не то чтобы ему было о чем тревожиться — он щедро отстегивал в пользу полицейских пенсионеров и на различные благотворительные мероприятия, к тому же пристроил у себя несколько ушедших со службы полицейских консультантами по вопросам безопасности. Видимо, об этом и пойдет разговор. Кто-нибудь выходит в отставку. Кто-нибудь ищет для себя местечко. Но визит сейчас, когда ему нужно о стольком подумать, в любом случае раздражает.
— Что ему нужно? — Баске стащил с себя пиджак и бросил на кресло.
— Он не сказал, мсье, — ответила Женевьева, книжка с расписанием встреч прижата к груди. — Позвонил вчера вечером, после того как вы уехали навестить тетушку. Просто сказал, что будет благодарен, если вы уделите ему несколько минут. Я могла бы в любой момент переназначить время...
— Нет-нет. Сейчас это не имеет значения, — успокоил ее Баске, закатывая рукава рубашки. — Но не больше десяти минут. Просто стучите и входите. Скажем, мне нужно куда-нибудь еще. Ну, вы сами знаете, как это делается.
Женевьева Шантро кивнула и удалилась. Она знала, как это делается.
Когда дверь за ней закрылась, Баске прошел к бару и налил себе бренди. Сделал глоток и почувствовал, как жгуче крепкий напиток обжег внутренности, подпалив стенки пустого желудка.
Потом, с грохотом пробившись в его подсознание, появилось это страшное противное слово: беременна-беременна-беременна...
38
— Так расскажите мне что-нибудь, что я хотел бы услышать, старший инспектор.
Жако только успел открыть дверь кабинета, как стало ясно, что Соланж Боннефуа, марсельский надзирающий судья, не настроена на легкие разговоры, как обычно. После вчерашних комментариев Гасталя в «Аква-Сите», опубликованных этим утром, Жако прекрасно понимал, что дело времени — вызов в ее офис... и холодный прием.
— Мы делаем успехи, — ответил он, закрывая за собой дверь.
— Похоже, убийца тоже, — парировала мадам Боннефуа, держа в руке свернутую на манер дубинки утреннюю газету. Она стояла за столом, одетая к заседанию в черную мантию с белым адвокатским воротничком. В свои сорок девять судья была одинока, имела шесть футов роста и продолговатое лицо, обрамленное преждевременно поседевшими вьющимися волосами. Ее губы напоминали беспощадную линию, подбородок неодобрительно прижат к шее, из-за чего глаза находились на уровне верхнего среза ее бифокальных очков. — Это вы, я полагаю, видели? — продолжала мадам Боннефуа, помахав перед собой газетой.
— Если честно, то нет, не видел, — ответил он беспечно, перегнулся через стол и выдернул газету у нее из рук. Он развернул ее, взглянул на заголовок: «Серийный убийца на свободе» — и ниже, где было напечатано мелким шрифтом: «Полиция отрицает сокрытие факта». Рядом с заголовком была помещена фотография Гасталя, торчащего из окна машины, сделанная в тот момент, когда они с Жако уезжали с территории «Аква-Сите». Первая полоса. Милый старина Гасталь. — Вы позволите?.. — Жако указал на кресло.
Мадам Боннефуа кивнула.
— Ну?
— Насчет сокрытия не уверен.
— Даниель, не нужно со мной темнить...
— На сегодня у нас четыре трупа, — начал он, бросив газету на стол.
— И один убийца?