Сюзанна Делахью, младшая из двух детей, вела красивую жизнь. Ее мать была богата сама по себе, отец добился всего сам, брат Гас, женившийся, когда ей стукнуло тринадцать, стал главой собственной брокерской компании к ее двадцатилетию. Избалованная и своенравная — ее по-тихому исключили из школы Мерси на Манхэттене и выгнали из Вассара в конце первого семестра, — она давала щедрую пищу для грязных статеек, которые, впрочем, не противоречили истине.
Больше, чем наркотики, выпивки и воровство в магазинах, а также дебоши в ресторанах и ночных клубах и в крайней степени скандальный развод с первым мужем, любопытство вызывали подозрительная сексуальная ориентация и сомнительные связи Сьюзи в низах. Людям нравился Бенедикт, чья ежедневная колонка в одном из самых популярных в Нью-Йорке журналов частенько требовала тщательной юридической подготовки перед опубликованием материала.
В этой же самой колонке Бенедикт после случайной встречи в сообщил новость о помолвке Сьюзи Делахью с Юбером де Котиньи. Но несмотря на мрачные предсказания, брак казался удачным. За последние пять лет жизни во Франции с новым, но не особенно молодым мужем о непредсказуемой молодой даме не было слышно ни одного дурного слова. До сегодняшнего дня.
Впереди Бенедикт увидел будку для оплаты проезда. Он притормозил, взял билет и, когда шлагбаум поднялся, рванул в сторону Марселя, находящегося в часе езды в южном направлении.
И манящего.
64
Бухта Раду, раскинувшаяся в тени автострады, была одним из мелких заливчиков с причальными местами и пространством, достаточным для шести больших моторных яхт, ожидающих обслуживания или ремонта в мастерской Раду. В то субботнее утро башенные краны отбрасывали длинные колышущиеся тени на каменистые заливы, а дующий с моря крепкий бриз орошал молы водяной пылью и превращал рев автострады в фоновый гул.
Изабель Кассье ждала Жако прямо за главными воротами. На ней была черная кожаная куртка поверх джинсов и синей тенниски. Короткие черные волосы трепетали от ветра. Заправляя кончики волос за ухо, она кратко рассказала о находке. О крановщике, который заметил плавающее у пустого причала тело и поднял тревогу, о двух механиках, которые вытащили тело из воды, и о начальнике крановщика, который позвонил в полицию. Что касается Изабель, она случайно оказалась в комнате группы раньше всех и приняла звонок.
Тело уложили на камни и накрыли брезентом. Ни Клиссон, ни Жуанно пока не появились, и маленькая мрачная группка стояла возле куска смятой, бесформенной материи, не зная, что делать, переминаясь с ноги на ногу, покуривая и перешептываясь.
— Это не похоже на другие случаи, — заметила Изабель, когда четверка возле трупа потеснилась, давая им место.
— Хочешь сказать, это мужчина? — спросил Жако.
— Полностью одет. И задушен удавкой. Судя по виду, очень профессиональная работа.
Жако опустился на колени и взялся за брезент. При виде открывшегося лица он едва не отшатнулся. Пористая кожа на щеках, крючковатый нос, выдающиеся надбровья, неровная линия прокуренных зубов за приоткрытыми в страшной улыбке губами, остекленевшие под действием воды глаза.
У Жако это был пятый труп за последние восемь дней. И, если не считать Юбера де Котиньи, это было единственное знакомое ему лицо.
Дуасно.
Приподняв пальцами подбородок, Жако увидел на шее красный след от проволоки — алая линия с черной окантовкой по краям, уходящая за ворот. Изабель права. Очень профессионально. Видимо, петля с перехлестом. Кожа попорчена только под адамовым яблоком, похоже скорее на царапину, чем на порез. С правой стороны на горле, близко к уху, красная линия прерывалась обширным пожелтевшим кровоподтеком.
Изабель, присев рядом с Жако, взяла правую руку Дуасно и разжала ладонь. На верхней части пальцев была заметна такая же линия, как и на шее.
— Похоже, он успел просунуть пальцы, прежде чем петля затянулась, — вздохнула Изабель. — И только.
Жако взглянул на его пальцы и словно наяву увидел эти же длинные пальцы с грязными ногтями, умело перемешивающие пригоршню табака с щепоткой марокканского гашиша, который «котам» удалось раздобыть, заворачивающие смесь в папиросную бумагу. Дуасно зализал края бумаги, прикурил. «Держи, Дэнни, попробуй...»
Как давно это было... Жако опустил край брезента на лицо трупа и встал, резко вдохнул соленый воздух и огляделся. Безлюдный безжизненный субботний пейзаж. Краны, мастерские, пустые офисы на Ла-Жольет, камни с коростой дегтя, эстакада на столбах за воротами — и над всем этим россыпь облаков, так высоко, что казалось, они могут проплыть за солнцем.