В Военно-морской академии США, в царящей там атмосфере суровой дисциплины, традиций элитного рода войск и тяжелых учебных нагрузок, Джеффу предстояло принять величайший в его жизни вызов. Какие бы звуки ни обрушивались здесь на мичманов-курсантов: громовые ли раскаты органной музыки под куполом собора при Академии, какофония ли рявкающих приказов и вопросов старших по званию в похожей на огромную пещеру столовой, рев ли трибун «Бей армию!»[30] на стадионе, — всегда и везде они должны свято помнить об одном: от них ждут высших отличий!

Джефф отнесся к учебе со всей ответственностью и серьезностью. Быстро поняв, что в число немногих счастливчиков, отбираемых в группу подготовки асов морской авиации, ему не пробиться, он выбрал себе в качестве профильной специальности политологию. В учебе он, мягко говоря, не преуспевал — оценки имел самые посредственные и занял по ним 839-е итоговое место среди 950 выпускников, получив «отлично» только по «командованию личным составом». Однако за полгода до выпуска заслужил две лычки[31] вместе с назначением на должность адъютанта батальона.

В ту пору Джефф, вероятно, уже испытывал душевные терзания по поводу своей сексуальной ориентации, но до конца уверенным в том, что он гей, еще не был. Еще до узаконивания принципа «Не спрашивай, не говори»[32], вспоминает его отец, нескольких курсантов, уличенных в гомосексуализме, изгнали из Академии, и Джефф, как юноша законопослушный, сказал отцу: «Пусть только попробуют восстановиться!» К тому моменту Джефф пытался встречаться с девушками, но настоящей подружки у него не было ни разу.

В мае 1991 года Джефф окончил Академию, а по осени был откомандирован в Сан-Диего в Школу офицеров надводного флота ВМС США — постигать науку оперативного командования экипажами боевых кораблей в открытом море. Офицеры-сослуживцы по кораблю ВМС США «Гридли», крейсеру 1963 года постройки на паровом ходу, и не догадывались, что Джефф — гей. Однако, когда «Гридли» отправили в Персидский залив надзирать за соблюдением мира по завершении активной фазы военных действий, он оказался на борту одним из всего лишь двух офицеров-холостяков.

Осознав свою гомосексуальную природу, Джефф испытывал растущий дискомфорт от пребывания на борту военного корабля. В конце 1992 года он даже дал анонимное интервью на эту тему новостной программе «48 часов» телеканала CBS, в котором жаловался, как тяжело приходится тайным геям во флоте в свете объявленной властями кампании по борьбе с гомосексуализмом среди военнослужащих: «Не могу сказать, что не имею никакой возможности поделиться своей жизнью с окружающими», — поведал миру его снятый против света обезличенный силуэт в сильно урезанной, отметим, по сравнению с оригиналом версии телеинтервью. Но для него лично, продолжил Джефф, «быть геем — отчасти воля природы, отчасти сознательный выбор». Ни флотским товарищам, ни родителям он признаться в своих истинных наклонностях не мог. «Так вот и живу, очень замкнуто. Ни слова о том, каково мне, все чувства держу внутри, а к происходящему вокруг стараюсь относиться без эмоций и всё воспринимать отстраненно. Даже научился винить во всем окружающих, а не себя».

Далее он сказал, что не уверен, надолго ли ему хватит выдержки. Будучи от рождения консерватором, Джефф на дух не переносил мысли, что деньги налогоплательщиков пускаются на ветер всего лишь из-за того, что должным образом подготовленные на эти деньги профессиональные военнослужащие внезапно оказываются геями… Тут самое время отметить, что цитируемое здесь интервью CBS Джефф давал на третьем из пяти годов службы, предусмотренных его контрактом с ВМС США.

Примерно тогда же — зимой с 1992 на 1993 годы — Джефф и познакомился с Эндрю. Взаимное влечение возникло как бы само собой. Скрытый гомосексуал из военных пришел в полный восторг как от ярких витийств Эндрю, так и от неимоверной легкости, с которой он преподносил себя миру в качестве открытого гея. Еще важнее для него было, что Эндрю мог познакомить его с бессчетным числом всех этих милых голубых мальчиков. Эндрю также сильно тянуло к Джеффу, хотя почти все, кто хорошо знал их обоих, считают, что до сексуальной близости их отношения не доходили ни разу. «Странные какие-то узы их связывали, — говорит ближайший друг Джеффа по имени Джон Уэйнрайт, в те годы работавший риелтором в Ла-Хойе. — Эндрю снимал мальчиков для Джеффа. Странновато это всё как-то смотрелось. Мое мнение таково, что всё это было из-за того, что Эндрю в Джеффа влюбился до безумия».

Дж. Бачмэн, познакомившийся с ними в бытность морским пехотинцем, стал свидетелем любопытной динамики их взаимоотношений, тщательно выстраивавшихся на основе какой-то весьма необычной обоюдной почтительности. «Джефф остро нуждался во внимании, и Эндрю ему необходимое внимание уделял, — рассказывает Бачмэн. — Эндрю в ответ также требовал внимания и уважения к себе — и получал их. Так они и тешили самолюбие друг друга».

Для Джеффа и других знакомых офицеров-геев, оказавшихся в очень шатком положении из-за нового правила «Не спрашивай, не говори», Эндрю был ценнейшей находкой и связующим звеном со штатским гей-сообществом, этакой Долли Леви[33] Хиллкреста. «Эндрю был очень обходителен с людьми, — рассказывает близкий друг Джеффа из числа офицеров ВМС. — Ему не составляло труда знакомиться самому и знакомить кого угодно с кем угодно. Мы встречались со множеством людей всякий раз, когда общались с Эндрю». Для впервые оказавшихся в Сан-Диего геев, объясняет офицер, Эндрю был как торговая точка с любыми товарами повседневного спроса. «Ему, похоже, реально нравилось сводить и знакомить людей, он умел и любил настраивать их на благорасположение друг к другу, если только чувствовал, что знакомство пойдет им на пользу». Этим он подкупал людей.

Осознав, что он гей, и смирившись с этим фактом, Джефф принялся наверстывать упущенное и открыл сезон охоты на юношей — чем моложе, тем лучше. Эндрю, сам крайне редко доводивший отношения с партнерами до свойских, приходил в замешательство от беспечности друга и обзывал его сердцеедом. Но галантности Джефф на фоне распутства не утрачивал и ко всем своим партнерам относился по-доброму, по-человечески.

К тому времени служба в ВМС стремительно теряла привлекательность в глазах Джеффа. «По-моему, он решил, что флот не для него, поскольку служба там несовместима с недавно открытым им для себя и так понравившимся ему образом жизни, — говорит бывший сосед Джеффа по комнате. — Эндрю был типичной душой компании, а Джеффу нравилось в компаниях тусоваться».

В начале 1994 года крейсер «Гридли» списали, а Джеффа перевели в Первый отряд десантно-высадочных средств, базирующийся на острове Коронадо неподалеку от знаменитого отеля «Дель Коронадо». Списание на берег означало жирный крест на всяких надеждах сделать блестящую карьеру военно-морского офицера. Тогда Джефф увлекся криминалистикой — его любимым телесериалом сделались «Полицейские» — и стал связывать свои дальнейшие карьерные чаяния с перспективой перехода на службу в правоохранительные органы.

В январе 1994 года Джефф приобрел в дисконтном оружейном магазине в Сан-Диего весьма экзотический Taurus PT-100[34] калибра 10 мм. Обошелся он ему всего в четыреста долларов, как минимум вдвое дешевле Smith amp; Wesson того же калибра — табельного оружия американской полиции. Искусство стрельбы Джефф в Аннаполисе освоил превосходно и был удостоен наградных знаков «Отличник огневой подготовки ВМС» по стрельбе как из пистолета, так и из винтовки. Обзаведясь наганом, Джефф стал регулярно приглашать Эндрю посостязаться с ним в стрельбе по мишеням. «Эндрю наизусть помнил калибры, габариты и вес пистолетов любых моделей», — вспоминает их друг Том Идс. Составить Джеффу компанию в стрелковых упражнениях Эндрю не отказывался ни разу. «Даже когда всем было не до того, Эндрю был всегда готов пойти пострелять», — вспоминает бывший сосед Джеффа по комнате. А в один прекрасный день Эндрю похвастался друзьям и собственным пистолетом.

Чего Джефф в те дни на дух не переносил, так это курения травы в своем присутствии. Однажды он даже ушел домой с долгожданного свидания из-за того, что парень достал косяк. «Просто не выношу общества обкуренных», — говорил он. Эндрю же, по мнению многих их общих друзей и знакомых, сбывал наркотики, утаивая это от Джеффа.

Один офицер-сослуживец даже пытался отговорить его от столь частых встреч с Эндрю:

— Я допытывался: «С Эндрю я знаком намного дольше тебя, и за все эти годы не было такого, чтобы он сам себе не противоречил во всех этих его рассказах. Там что-то не так во всём его сценарии. Зачем ты с ним так много времени проводишь? Что у вас с ним?» Джефф отмахнулся: «Просто ты его плохо знаешь. Это отличный парень. У него добрейшее сердце. И он никому ничего кроме добра не желает».

Но со временем стал понимать, что собою на самом деле представляет Эндрю, и сам Джефф. «Пока нам не стало предельно ясно, кто он, откуда и чем занимается всё то время, пока его среди нас не видно, мы как-то и не особенно горели желанием разбираться и вникать во всё это, — рассказывает о всеобщем отношении к Эндрю бывший сосед Джеффа. — По-моему, все отдавали себе отчет в том, что он много чего присочиняет, рассказывая о своей жизни, но все с этим как-то так снисходительно мирились». Однако всякий раз, когда из Джеффа пытались вытянуть хоть что-нибудь достоверное об Эндрю, он отвечал что-нибудь типа: «Слушай, всё там очень нехорошо, даже совсем плачевно обстоит, но я не могу просто вот так взять и отвергнуть этого парня. Он же старается во всем на меня равняться».