Миглин

В день, когда Эндрю прибыл в «город ветров», Мэрилин Миглин, постоянная гостья студии коммерческого кабельного телеканала Home Shopping Network (HSN), отбыла в Канаду презентовать линейку косметики и парфюмерии «Marilyn Miglin» на местном телевидении. Семидесятипятилетнему мужу, с которым прожила в браке 37 лет, — королю местного рынка недвижимости Ли Миглину — Мэрилин сказала, что вернется домой не раньше воскресенья. По всем рассказам эта супружеская пара была образцовой, у них было двое взрослых детей — Марлена и Дьюк. Жили Миглины на засаженном деревьями восточном отрезке Скотт-стрит, в двух соседних особняках, соединенных в задней части огромной общей кухней с панорамным окном, выходящим во внутренний сад, в двух кварталах к западу от озера Мичиган. К югу от дома Миглинов в нескольких минутах ходьбы, на Оук-стрит, находился принадлежавший Мэрилин институт красоты, а через дорогу от него — бутик Джанни Версаче.

Рядовым гражданам Чикаго фамилия Миглинов была не очень хорошо известна, зато в мэрии города она была постоянно на слуху — девелоперско-риэлторский холдинг Miglin-Beitler проектировал, застраивал или имел в управлении, по сути, все лакомые объекты в центре города. На пике успеха под управлением Miglin-Beitler находилось в общей сложности 3 млн квадратных метров недвижимости по всему Среднему Западу, из них около половины — в большом Чикаго. Никто в те годы не мог не заметить на подъезде к аэропорту О’Хара крикливый рекламный щит с мигающими рубиновыми тапочками и надписью: «Изумрудный город строили не мы, вот она и убежала! Миглин и Бейтлер».

Мэрилин Миглин — дама не менее напористая и амбициозная, но куда более публичная, чем ее склонный к уединению муж, — занимала высокие официальные должности в Чикагском бюро по организации съездов и туризму и Совете по экономическому развитию штата Иллинойс. На ниве службы гражданскому обществу она председательствовала в муниципальном совете Оук-стрит — улицы, на которой Миглины владели шестью торговыми площадями, где располагаются, помимо салона Версаче, еще и Prada, и Armani, и Barneys, — и Мэрилин сделала, как никто другой, многое для того, чтобы собрать миллионы долларов на возрождение этой улочки в качестве главного места сосредоточения элитных бутиков Чикаго. С недавних пор улицу даже стали неофициально именовать в ее честь Мэрилин-Миглинской.

Миглины были правоверными католиками — Мэрилин чешкой, а Ли литовцем по национальности, — и даже имели тесные связи с церковной иерархией. Урожденный Альберт Ли Миглин был одним из восьми детей шахтера-углекопа из глубинки Иллинойса и начинал свою карьеру с торговли кухонной утварью и блинным тестом по окрестным местам из багажника автомобиля. А его длинноногая жена Мэрилин Клецка, некогда танцевавшая в кордебалете, начала свою карьеру как раз с разработки грима для танцовщиц, который не течет от пота. Несмотря на, казалось бы, легкомысленную профессию, Мэрилин была девушкой крайне строгих нравов и далеко не сразу ответила на ухаживания будущего супруга, который в те годы предпочитал представляться по первому имени — как Ал. Впоследствии пара рассказывала, что на первом свидании Мэрилин была так напугана попыткой Ала поцеловать ее в губы, что тут же убежала домой и долго полоскала рот антисептиком. Через полтора месяца после этого они обручились.

Через десять лет после свадьбы у них появилась дочь Марлена, названная так отчасти в честь матери, отчасти в честь Марлен Дитрих, а затем и сын, получивший имя Дьюк в честь Джона Уэйна[58]. Двадцативосьмилетняя Марлена в декабре 1996 года вышла замуж и переехала к супругу в Денвер, а двадцатипятилетний Дьюк пытался оправдать свое имя, пробуя себя на ролях второго плана в Голливуде. Обосновавшись в Лос-Анджелесе, он прожил там шесть лет на пару с честолюбивым композитором Крисом Леннерцем[59], с которым познакомился в годы учебы в университете. И Марлена, и Дьюк по мере возможности помогали матери вести ее парфюмерно-косметический бизнес: Дьюк, в частности, иногда ездил вместо нее с презентациями косметики в Сан-Диего.

Ли был человеком тихим и въедливо-дотошным, всегда элегантно одетым и со свежим маникюром. Начинал он свою деятельность на ниве операций с недвижимостью в риэлторской фирме легендарного брокера-застройщика по имени Артур Рублофф[60], прозванного Мистер Недвижимость Чикаго, оставившего после своей смерти в 1986 году огромную компанию. Абель Берланд[61], вице-председатель правления Rubloff & Co., вспоминает, как, зайдя однажды в восемь утра в свой кабинет, застал там сидящего в ожидании его прихода незнакомца, которым оказался тридцатиоднолетний Альберт Миглин. «Кто вы такой и что тут делаете?» — потребовал объяснений Берланд. Миглин представился и объяснил, что никак не мог пробиться к Берланду на прием через секретаршу, потому и явился раньше нее, а вообще он пришел устраиваться на работу. Берланд указал ему на дверь, но не таков был прирожденный торговец Миглин, чтобы отступаться, и он разразился потоками красноречия, рассказывая, что «трудиться приучился раньше, чем начал ходить», — вспоминает Берланд. И действительно, за положенные-таки ему Берландом 250 долларов в месяц Миглин стал являть чудеса трудолюбия, работая с восьми утра до девяти вечера по шесть дней в неделю. «Говорю, уходя: „Доброй ночи“, — а Миглин всё работает, — вспоминает Берланд. — Но понятно, что на одной настырности и упорстве он бы на самый верх не выбрался; была в нем еще и какая-то особая цепкая устремленность».

«К сорока годам я хочу уже иметь какое-никакое, но именно что значимое положение в здешнем обществе, — делился Миглин с Берландом своими видами на будущее. — Хочу быть кем-то!» Когда Миглину было тридцать семь лет, он сказал Берланду, что хотел бы представить ему свою двадцатиоднолетнюю невесту по имени Мэрилин Клецка. «Привел он ее, — вспоминает Берланд, — представил, сообщил, что она подрабатывает моделью. Потрясающее впечатление на меня произвела эта девушка: предельно сконцентрированная и нацеленная на успех; видно было, что далеко пойдет. Сразу сказала, что собирается стать крупнейшим в мире производителем уникальной косметики собственной рецептуры». Кстати, именно невеста и убедила Ала Миглина сменить к их свадьбе первое имя на Ли.

Не имея на старте супружеской жизни «ничего за душой, кроме неисчерпаемой личной энергии, — рассказывает Берланд, — они купили за тридцать тысяч дом на Ближней северной стороне[62] и буквально собственными руками и сердцами превратили его в уютное семейное жилище». «Ли был оптимистом-прагматиком и свято верил в то, что у риелторского бизнеса большое будущее», — говорит Берланд. Хотя Миглины и приобретали всё больше и больше дорогих объектов недвижимости, деньгами они не разбрасывались. Помимо значительных активов, записанных на фирму Miglin-Beitler, у Ли и в личном портфеле имелся не один десяток домов элитной застройки на Северной стороне, в самом центре Чикаго. «Ли был живым воплощением американской мечты, — рассказывает его партнер Пол Бейтлер, сам живший тогда в куда более роскошном, чем Миглины, особняке, спроектированном Ричардом Мейером[63] в духе детального подражания Ле Корбюзье. — Они даже сами до конца не понимали, насколько они успешны».

Однако вместо того, чтобы наслаждаться возможностями для праздной жизни, Миглины неизменно вставали ранним утром и работали не покладая рук до вечера, когда собирались, обычно к шести часам, к позднему обеду у себя на кухне. Из прислуги у них было всего две приходящие уборщицы, что показательно, поскольку единственное, чем Ли был озабочен в доме, — это чтобы там всё блестело и нигде не было ни пятнышка.

Ли оплачивал все счета и улаживал все проблемы, касающиеся бизнеса и финансов, в том числе и компании Marilyn Miglin Cosmetics. Сама Мэрилин тоже была неутомимой труженицей, создательницей уникальных духов Pheromone стоимостью по 500 долларов за флакон объемом 30 мл, кумиром для тысяч преданных поклонниц из телеаудитории HSN. К 1994 году, последнему, за который имеются опубликованные данные, ее косметическая компания оценивалась в 25 млн долларов.

Многие, кстати, обращали внимание еще и на то, что на людях Ли Миглин всегда держится на пару шагов позади супруги.

Байеры, торговцы произведениями искусства, арендовали у Миглинов элегантный сдвоенный особняк на соседней Дивижн-стрит. Дом Байеров выходил задним двором на расположенный через переулок задний двор Миглинов, поэтому двум супружеским парам было не привыкать лицезреть друг друга, когда Миглины трапезничали в своей кухне-столовой, окна которой никогда не зашторивались.

Воскресным утром 4 мая, примерно в четверть девятого Байеры, собираясь в город на завтрак, вдруг услышали отчаянный стук в заднюю калитку, а отворив ее, увидели перепуганную Мэрилин Миглин.

— Стив, Стив, скорей сюда! У нас беда!

— Мэрилин, что стряслось?

— Я только что прилетела из Канады, а тут беда, — беспомощно твердила она. — Ли должен был меня встретить в аэропорту. Не встретил. И на звонки не отвечал. Я доехала на такси сюда, а тут его дома нет, а кто-то еще, кто-то другой тут точно был…

— Мэрилин, успокойся уже. Всё с Ли в порядке, сейчас отыщем, — пытался утихомирить ее Байер, но сам уже начал понимать, что дело плохо, пока Мэрилин тащила его за собой через разделявший участки проезд в сторону кухни Миглинов на их заднем дворе.