Убийство

Первый же удар молотком-гвоздодером по черепу Джеффа Трэйла оказался нокаутирующим. Молоток лежал у Дэвида на кухонном столе рядом с инструментальным ящиком, поскольку хозяин квартиры затеял кое-какой ремонт. Судя по всему, от первых ударов Джефф заслонялся руками, о чем свидетельствуют несколько кровоподтеков на левом предплечье и кисти. После того как Джефф осел на пол, убийца продолжил бить его молотком по лицу, голове и верхней части торса, нанеся в общей сложности двадцать семь ударов — часть бойком, часть гвоздодером. Точное время убийства — 21:55 — установили по разбитым то ли молотком, то ли при падении швейцарским наручным армейским часам Wenger.

Изучив входящие звонки, зафиксированные оснащенным АОН телефоном в квартире Дэвида, выяснили, что кто-то (предположительно Джефф) позвонил ему в 21:08 из соседней кофейни, где была назначена встреча Джеффа с Эндрю. Поскольку телефон с АОН был подключен к переговорному устройству у входа в подъезд «Гармонии студий», было также установлено, что вызов со входной двери поступил в 21:45. Дверь в подъезд с домофона квартиры Дэвида не открывалась, и Джеффу, позвонив, нужно было дождаться, пока тот, кто был в квартире, — Эндрю или Дэвид, который обычно как раз в это время отправлялся выгуливать собаку, — спустится и откроет ему.

Путь из квартиры Дэвида до выхода из подъезда занимает не меньше трех минут с учетом времени ожидания вызванного лифта. Так что разговор в квартире между убийцей и Джеффом был недолгим. Вмятина на стене слева от двери указывает, что один из ударов молотком пришелся мимо Джеффа. Как минимум один точный удар в голову был нанесен при все еще открытой входной двери, прежде чем ее, по свидетельству соседа, громко захлопнули, — отсюда брызги крови в холле и ошметки мозгового вещества на внутренней части дверной рамы.

Джесс Шэдоун, сосед по холлу из квартиры напротив, позже дал показания, что как раз в то время, когда пришел Джефф, слышал чей-то крик: «Вали отсюда нах!» Затем, по его словам, дверь с шумом захлопнулась, и послышались глухие шлепки, продолжавшиеся 30–45 секунд, а чуть позже — топотание в холле и шум воды. Он приоткрыл дверь, выглянул в холл, но там никого не было. Больше никто из соседей якобы ничего не видел и не слышал.

Когда Эндрю напросился на встречу с Джеффом воскресным вечером, финансовое положение было плачевным у обоих, хотя у Эндрю трудности были, конечно, много серьезнее. Джефф залез в долги, тратя непомерные деньги на дорогие игрушки: несколько телевизоров, караоке-приставка, навороченный блендер за 300 долларов, две дорогущих теннисных ракетки, несколько костюмов не дешевле 600 долларов каждый… В основном, конечно, Джефф задолжал родителям, но знающие люди в Сан-Диего, в частности Роббинс Томпсон, уверены, что как минимум несколько тысяч долларов он оставался должен и Эндрю.

Логично предполагать, исходя из этого, что Эндрю мог понуждать Джеффа к продаже на Среднем Западе поставляемых им стероидов, что сулило отличные барыши; или же Эндрю мог прибыть в Миннеаполис с намерением стребовать с Джеффа долг; или же, если на деле всё обстояло с точностью до наоборот, Эндрю мог предложить Джеффу стероиды в уплату собственного долга перед ним. При любом из этих раскладов важно лишь то, что Джефф отказался иметь дело с Эндрю — то ли как с другом, то ли как с деловым партнером, то ли как с бойфрендом, если Эндрю и правда продолжал на этом настаивать, как Джефф рассказывал сестре. В свои последние приезды Эндрю раз за разом пытался задержаться в Миннеаполисе подольше — и раз за разом нарывался на категорический отказ Джеффа.

Если Джефф не хотел иметь с ним ничего общего, а Дэвид в очередной раз ему отказал в интимной близости, у Эндрю были причины для глубокой озабоченности. Он щедро тратил на обоих массу времени, внимания и денег, и ему нестерпимо больно было осознавать, что оба его попросту использовали. Теперь же, когда он на полной мели, два самых дорогих ему в мире человека просто повернулись к нему спиной и бросили его на произвол судьбы тонуть в одиночку.

В то самое мгновение, когда Эндрю в приливе безнадежности вдруг схватился за молоток, в нем на полную катушку включились не только злоба и жалость к себе, но и хладнокровное волевое намерение любой ценой продолжить игру в наперстки с судьбой. Он не позволит этим неблагодарным списать его в утиль. Никто не смеет срывать маску с его лица. Он даже Норману Блэчфорду ни разу не позволил ни на йоту поставить его под свой эмоциональный контроль, а ведь Норман еще и удовлетворял все его материальные прихоти. Так как смеют какие-то Джефф и Дэвид выбрасывать его, как хлам, из своей жизни? И вот тут-то он внезапно и дал полную волю давно копившейся ярости.

Будучи многоопытным манипулятором и партнером, привыкшим доминировать над Дэвидом, Эндрю явно вознамерился и теперь взять его в оборот и убедить, что он всегда докажет: убийство Джеффа произошло в его присутствии и при его соучастии, — а то и просто повесит его полностью на Дэвида. Был он там или не был в момент убийства — между прочим, неизвестно до сих пор. Как и чем Дэвид смог бы оправдаться, какое алиби предъявить? В конце-то концов, Джефф убит в его квартире. Если же предположить, что Дэвид был в квартире в момент убийства, но так испугался, что побоялся вмешаться, — что также не исключено, хотя и выглядит маловероятным, — то почему тогда не разлаялся Принтс? Ведь должен бы был, по всем понятиям, даже несмотря на умение Эндрю обращаться с собаками и привычку Принтса к нему?

Первым делом нужно было избавиться от трупа под входной дверью. Удачным образом тело Джеффа упало на небольшой восточный ковер, постеленный в прихожей. В него труп и закатали, а затем затащили в жилую комнату, проволокли мимо обеденного стола и прислонили к стоящему в глубине дивану.

Квартира общей площадью около 80 квадратных метров представляла собой просторную студию практически без внутренних стен — полностью выгорожена была только ванная комната справа от входной двери. За ванной вдоль правой стены была оборудована кухонная зона, а большой обеденный стол посередине помещения, по сути, отделял кухню от гостиной. Спальня была отгорожена ширмой и располагалась в глубине квартиры, за гостиной. Диван стоял по-за столом в паре метров от него и служил еще одной импровизированной границей гостиной. Прислоненный к дивану труп Джеффа прекрасно просматривался и от входной двери, и отовсюду из кухни-столовой и гостиной. Торчащие из свернутого в рулон узкого ковра ноги были дополнительно обернуты грязно-белым вязаным шерстяным пледом.

Крови с пола вытирать пришлось немерено. Все тряпичные и бумажные полотенца кончились, а два комплекта следов — одни от босых ног, другие от обутых — так до конца устранить и не удалось, поскольку кровь успела въесться в паркет. Наручные часы и флотский перстень с тела Джеффа сняли и выбросили в мусорный пакет с затяжками вслед за окровавленной футболкой Banana Republic, молотком — орудием убийства и кровавыми полотенцами и задвинули пакет под стол. А вот про пейджер Джеффа забыли, и он будет еще пару дней то и дело понапрасну пищать на трупе, пока не разрядится.

Джон Хэкетт долго ждал Джеффа в «Веселых девяностых», удивляясь, куда тот запропастился, а в три часа ночи отправился к нему на квартиру. Будучи абсолютно не в курсе, что Эндрю гостит у Дэвида Мэдсона, позвонить туда сразу он не догадался. Проснувшись в восемь утра и убедившись, что Джефф домой так и не вернулся, Джон принялся обзванивать больницы и полицейские участки. Звонил он и Джеффу по рабочему телефону — там трубку не снимали. Весь понедельник Джон также пытался дозвониться Джерри Дэвису, ближайшему другу Джеффа по работе в Ferrellgas, но тот весь день обслуживал клиентов на выезде и к телефону, естественно, не подходил.

В полиции Блумингтона исчезновением Джеффа ничуть не заинтересовались и сказали Джону, чтобы связывался с родителями пропавшего, если знает их телефон, а если нет, то должно пройти семьдесят два часа с момента исчезновения человека, прежде чем они имеют право принять заявление. «Еще они мне сказали по-дружески, что Джефф — взрослый парень, ему двадцать восемь лет, и он имеет право делать что хочет и пропадать где заблагорассудится». Джон Хэкетт точно знал, что Джефф, как и он сам, не рассказывал родителям о том, что он гей, а потому звонить Трэйлам ему было неловко.

Бóльшую часть понедельника Джон провел на занятиях в университете и домой к Джеффу вернулся лишь около восьми часов вечера. «Всё было по-прежнему, точно так, как я оставил уходя, даже лампа над плитой осталась невыключенной», — рассказывает он. Порывшись в бумагах, Джон нашел банковские реквизиты Джеффа. Прослушав наконец сообщения на автоответчике и услышав приглашение Эндрю, Джон дважды набирал номер Дэвида, но там не ответили ни на первый, ни на второй, очень поздний звонок. Надежды переговорить с Джерри также не оправдались — тот по-прежнему не брал трубку.

Во вторник забеспокоились уже и на работе у Джеффа, а Джону удалось наконец переговорить с Джерри Дэвисом, но тот тоже никаких вестей от Джеффа не получал и находил это весьма странным. Джон продолжил названивать в больницы и в полицию, где нарвался-таки на лобовой встречный вопрос: «А что вы так волнуетесь? Он вам кто, любовник?» «Ну, в общем, да, — ответил Джон. — И его по-прежнему нигде нет. Хочу написать заявление о пропаже без вести». Умолял вмешаться в это дело полицию и Джерри Дэвис, но там им обоим жестко сказали: «Без заявления от семьи делать ничего не имеем права».