Еще ни разу во время медитации Михаилу не удавалось достичь таких успехов. И хотя в Шаолине он был очень мал, а может – именно благодаря этому (поскольку для зашоренного интеллекта неординарные знания осмысляются и понимаются легче), Михаил навсегда запомнил наставления своего учителя о возможности связи человеческого сознания с энергией космоса. Но теоретические знания ему никак не удавалось воплотить в практические действия, и только в экстремальной ситуации ему этот опыт удался.

– Который час? – спросил Михаил у моложавого, но уже с седой щетиной подполковника, находившегося недалеко от него.

– Вы проспали около полутора суток, уже утро… – Помолчав, подполковник сочувственно спросил: – Как вы себя чувствуете? Вы в состоянии передвигаться?

Не отвечая, Михаил выбросил свое тело из второго яруса деревянных нар и пружинистыми шагами, делая разминочные упражнения, прошелся по камере. От удивления глаза подполковника сделались круглыми, он только крякнул:

– М-да…

Через полчаса изматывающих упражнений, с аппетитом съев тюремную баланду, Михаил, откинувшись на нары в ожидании вызова на допрос, преспокойно заснул, рассудив, что, поскольку от него сейчас ничего не зависит, нужно просто ждать дальнейшего развития событий и не тратить сил попусту. Заснул он мгновенно. По-видимому, в организме все еще шли мощные оздоровительные процессы, вызванные приливом новой энергии. И только под вечер он услышал сквозь сон грубый голос:

– Муравьев, на выход!

Двое охранников, тыча ему револьверами в спину, опасливо сопровождали его на допрос, прослышав, наверное, от начальства, какого узника они сопровождают. Михаил только усмехнулся про себя: если бы ему не была необходима информация, жить бы этим птенчикам две секунды, не более.

На втором этаже охранники втолкнули его в просторный кабинет, где два дюжих матроса живо привязали его руки и ноги к своеобразному станку. Михаил не сопротивлялся, ожидая продолжения. Чувство уверенности в благополучном исходе не покидало его, хотя положение его было незавидным. С тех пор как он проснулся в камере, ощущение небывалого физического и духовного подъема бодрило его, как будто кто-то свыше говорил: «Верь – все будет хорошо, ты победишь!»

Скрипнула дверь.

– Ба! Какие люди в гости к нам! – Из примыкающей к кабинету комнаты вышел Свиридов. Его крысиная морда с поломанным носом осклабилась в ехидной усмешке: – Князь Муравьев собственной персоной. – Чекист радостно потер жилистые руки, а глаза загорелись злобным огоньком.

Увидев своего врага, Михаил огромным усилием воли превозмог желание резким рывком порвать ремни, которыми он был привязан к станку, напоминавшему кресло. Получить информацию о заказчиках – вот что было сейчас для него самое главное! Решив взбесить Свиридова, поскольку человек в бешенстве слабее способен анализировать свои слова и действия, Михаил засмеялся:

– Что, хорек, боишься?! Пять вооруженных человек в кабинете, а ты еще приказал и привязать меня! Напрасно, – добавил он нарочито барски-снисходительно, – все равно сегодня, в крайнем случае – завтра я убью тебя. И молись, чтобы твоя смерть была легкой. А вас, матросики, – продолжал он, повысив голос и перебивая начавшего заводиться начальника Чека, – товарищ Свиридов сам грохнет, так как я сейчас буду пересказывать факты, которые можно подтвердить документально, – о присвоении вашим начальником огромных ценностей, конфискованных в имении Муравьевых. Но не переживайте, вы с ним быстро встретитесь на том свете, – стремясь побыстрее удалить матросов из кабинета, Михаил продолжал: – У меня в гимнастерке зашиты документы, среди которых список ценностей, заверенный подписью моего отца… Навряд ли он совпадает с описью конфиската…

Но Михаил просчитался – вместо того чтобы спровадить матросов и остаться с ним наедине, Свиридов взревел:

– Ах ты блядь белая! Убью! – И, подскочив к Михаилу, ударил его рукояткой пистолета.