Михаил согласно кивнул:

– Мне глубоко наплевать, сколько пленных ты шлепнешь при мне или без моего присутствия. Но вот возможность переломать кости твоим живодерам меня радует. Пошли, поработаем на революцию, товарищи? – угрожающе-издевательски спросил он у опешивших чекистов и мотнул головой в сторону двери.

Пока Михаила вели длинными коридорами, он размышлял: «Свиридов – не дурак. Для социальной прослойки люмпенов он показал достаточно высокую образованность, умение говорить и мыслить. Каждая его фраза имела двойной, а то и тройной подтекст. Угроза найти друзей, родственников была не пустым бахвальством, хотя он, Муравьев, прекрасно понимал, что сейчас угроза эта невыполнима. Скорее всего, это представление в саду было хоть и примитивным, но достаточно действенным психологическим давлением, чтобы поколебать его душевное равновесие, плюс возможные ранения – по всей видимости, Свиридов категорически запретил убивать его. Да еще бессонные ночи, плохое питание, одиночка… да мало ли можно причинить человеку страданий, даже если он и не чувствует физической боли… Этот садист действительно талантлив, и у него в запасе есть еще, наверное, куча сюрпризов. Свиридов надеется, что имеет в запасе еще много времени и что он успеет сломать меня не мытьем, так катаньем… Покойный отец приводил много всевозможных психологических приемов вербовки агентов, которые в прошлом являлись достаточно стойкими людьми… Да-а, этот Свиридов – талантливый мерзавец, но вот времени, на которое он рассчитывает, я ему не дам. Не просчитал мужик уровень подготовки противника, да и не мог просчитать в силу того, что такого уровня он никогда не видел, даже не слышал о таком… и не услышит больше», – подвел черту, злобно усмехнувшись, Михаил; и снова волна ненависти начала наполнять его душу.

Сад, в который вывели Михаила, был не просто огромен. Скорее всего, здесь собирали урожай не для нужд этого огромного особняка и даже не для продажи на местном базаре. По-видимому, фрукты с этой огромной плантации ранее отправлялись на север в обе столицы Российской империи. Сад, огороженный двойным рядом колючей проволоки, по периметру которого стояли вышки, был погружен в кромешную тьму. Прожектора, включаемые, скорее всего, на время этой страшной охоты, освещали только пространство между рядами колючей проволоки. Судя по веселым смешкам чекистов, он был не первой жертвой. И даже по кратким репликам негодяев он уже мог представить всю чудовищность тех кровавых оргий, что творились в этом саду смерти.

«Ничего, – злорадно думал Михаил, – скоро с вас, сытых, здоровых, наглых подлецов, слетит ощущение безнаказанности; скоро вы нахлебаетесь не только чужой, но и своей крови в полной мере. Потом и посмеетесь… если сможете».

Михаила развязали. Свиридов, ерничая, шаркнув ножкой, произнес:

– Проходите, пожалуйста, ваше сиятельство, – и указал рукой на высокое ограждение с калиткой, примыкавшее к зданию Чека.

Охотники притихли. Они начали понимать, что забава кончается и что их ждет не жертва на заклание, а противник – опасный и, судя по хищному взгляду – жестокий. Сделав несколько разминочных движений и оставив без ответа ехидные реплики, Михаил молча шагнул в зияющую темноту сада, и калитка за ним захлопнулась.

Пять минут… Михаил еще по дороге в сад, проанализировав свои возможности, скрылся за первыми рядами деревьев, быстро снял с себя сапоги и рванул подошву одного, а потом и другого сапога. К прочным шелковым веревкам, которые петлями надевались на пальцы и могли плотно обматывать кисть, были привязаны так называемые «когти тигра», в переводе с японского – небольшие, но очень крепкие металлические шипы-крючья, что после плотной пригонки веревок вставали перпендикулярно раскрытой ладони и действительно напоминали когти. Отработанным движением он в считаные секунды закрепил их на ладонях. Затем из каблука достал завернутые в промасленную бумагу маленькие игольчатые стрелы, прикрепленные к круглым деревянным пробкам диаметром в несколько миллиметров, и универсальную отмычку, которую положил в карман. Потом, оторвав внутри голенища кусок материи, достал замаскированные там несколько трубочек. Вставив в них пробки со стрелами, пропитанными ядом мгновенного действия, вывезенным отцом еще из Японии, вложил их в специальные петли, сделанные внутри карманов гимнастерки.

После всех приготовлений, измазав лицо, руки и ступни глиной, чтобы их белизна не отсвечивала в темноте, забрался на стоящую вблизи огромную сливу, придав своему телу вид толстой раздвоенной сливовой ветви. Даже осветив его с близкого расстояния, было бы трудно распознать в этой изломанной причудливой фигуре человека.

В запасе у него оставалась еще одна минута, и он мысленно поблагодарил своего сэнсэя Митихату, который обучил его умению мгновенно экипироваться. После этого Михаил прикрыл глаза, чтобы они привыкли к мраку. Благо – небо сегодня было затянуто тучами и не просвечивало ни одной звезды.

Но вот скрипнула калитка, и в проеме один за другим появились три фигуры с фонарями в руках. На серьезных охотников они никак не тянули. Шорох кожаной одежды, тяжелая поступь легко улавливались тренированным слухом Михаила. По-видимому, эти засранцы, как мысленно окрестил их Муравьев, не ожидали, что он спрячется буквально в десяти метрах от калитки.

Шаря узкими лучами фонарей в глубине сада, они начали расходиться в разные стороны; и только один топтался на месте, пока его с насмешкой не окликнул один из коллег:

– Что, Петенька, безоружного контрика испугался? Это тебе не голых девок со связанными руками и фонарем между сисек расстреливать!

– Пусть только покажется: мне, что девки, что офицерье – на всю контру патронов хватит! – храбрясь, крикнул в ответ этот Петенька и боязливой походкой двинулся навстречу своей гибели – прямо к дереву, где спрятался Михаил.

Не успев подойти к нему, чекист замертво рухнул на землю, схватившись рукой за шею, куда воткнулась игольчатая стрелка. А фонарик, прочертив лучом полукруг, уже попал в руки Михаила, спрыгнувшего сверху на землю.

«Время, время… Мало времени для задуманного», – он, не выключая фонарика, быстро подкрадывался ко второму кандидату в покойники. Еще один выстрел из трубочки – и луч второго фонарика заплясал по деревьям. Прицепив фонарик к ветке дерева, Муравьев качнул ее, создавая видимость поиска, и, прихватив револьвер, кинулся вдогонку третьему чекисту. Тот, на достаточном отдалении почувствовав неладное, прокричал:

– Ребята, вы где? Подойдите ближе, не рассыпайтесь!

Михаилу очень хотелось, чтобы эта сволочь посмотрела в глаза своей смерти, но время, время… Грохнул выстрел, и еще один фонарь покатился на землю.

Сорвав с двух покойников гимнастерки, он мгновенно смастерил «перепонки» между руками и ногами, как у летучих мышей.