— Рожа что-то у тебя больно опухла. С перепоя, поди?

— С перепоя, батюшка, — легко повинился палач. — Как проснулся за полночь, так и уснуть не мог. Вот все брагой и лечился.

— Уснуть, говоришь, не мог, — сердито уточнил боярин. — Уж не людишки ли тебе снятся, Матвей, коих ты со света изжил?

— Бывает, и снятся, боярин, — не стал лукавить палач, тяжело вздохнув.

— Эх, слаб ты стал, Матвей. Жалости в тебе лишней накопилось, — покачал головой Федор Юрьевич. — Может, тебе того?.. Иным делом заняться. Хочешь, я тебя отпущу?

Глаза палача от перепуга расширились, рот перекосило.

— Чем же я тебя прогневал, батюшка? — взмолился палач. — Да если ты желаешь, так… совсем от зелья откажусь!

— Ишь как разговорился! Это ты верно, Матвей, подметил. Кнутом махать будет получше, чем среди кандальников долю нести. Ладно, ты рожу-то не криви, — добродушно пожурил любимца князь Ромодановский. — Я тебя когда-то из кандальников вытащил, я тебя туда снова и определить могу! Хе-хе-хе! Каково тебе будет, когда они узнают, что из одной плошки с палачом почивали?

— Государь Федор Юрьевич, не сгуби! — взмолился палач, плюхнувшись в ноги.

— Пошутил я, — смилостивился князь. — Только на меня не дыши, а то таким зловонием тянет, что не приведи господи! С монахинями беседовал?

— А то как же? — почти обиженно протянул палач. — С каждой по отдельности.

— И что они молвят?

Князь Ромодановский сидел за огромным дубовым столом, таким же крепким и неказистым, как и он сам. Со стороны могло показаться, что будто бы их творила одна и та же рука, небрежно, без особой вычурности, но зато одинаково прочно. В центре стола, наполовину свернувшись в трубку, лежали две грамоты от Петра. Край одной из них был чем-то залит, и расплывчатые неровные разводы заползали на подпись. На другой отчетливо обозначился круг с жирными пятнами, наверняка князь Ромодановский ставил на нее тарелку со щами.

— Говорят, что не ведают. И злого умысла никакого не было.

— Анастасию спрашивал?

— А то как же! Прежде других. И она с ними заодно. Зенки в пол упрет и только одно твердит: «Не ведаю, не знаю».

— Приведи ко мне Анастасию, сам дознаюсь!

Через несколько минут в сопровождении верзилы-палача в комнату вошла невысокая хрупкая молоденькая монашка. Поприветствовала присутствующих глубоким поклоном и, уставившись в пол, затихла.

— Как тебя звать, инокиня?

— Сестра Анастасия.