История была завораживающей, сказочной. Если бы я сам не побывал в этой тюрьме, то подумал бы, что это бредни спившегося старика. Но это было правдой, поэтому отнесся к рассказу с должным понимание и уважением.

– Но кто ты такой? И почему пришел оттуда? – наконец спросил старик, не дождавшись, пока я сам начну рассказывать.

Я уже открыл рот, чтобы поведать свою историю, и даже начал со слов:

– Я там…

Но в итоге замолчал. Что-то сковывало меня. Подпись, поставленная в последнем договоре, стала невидимой нитью, стянувшей губы, бездонной ямой с торчащими из склонов ядовитыми шипами. Я чувствовал, что стою у ее порога и смотрю вниз. Одно лишнее слово – и земля под ногами осыплется, утащит меня на дно без возможности вернуться.

Я боялся этого каждым уголком своей души, несмотря на то, что находился вне зоны тюрьмы и вне ее правил. Я уже нарушил кучу условий, за которые они с легкостью могли оформить мне бессрочное проживание в одной из камер, поймай меня на своей территории. Мне вспомнились слова заключенных, с кем я вел беседы. Все они говорили о том, что нарушения договора влекут за собой ужасные последствия, и этим словам можно было доверять. Я хоть и сбежал, но по-прежнему не верил в то, что все кончено, и не уверен, что когда-нибудь смогу поверить в это.

– Прости, отец, не могу…

Он понимающе отвел взгляд.

Дальше ели молча. Тишину нарушали лишь треск костра и сочившийся изо всех щелей ветер, стонущий, словно больной старик.

Я посмотрел на свод церкви, где еще просматривались облупившиеся фрески.

– Да вы издеваетесь, – тихонько пробубнил я, глядя на изображенный во весь потолок Страшный суд.

– Мне нужно идти, – встал я с бревна и протянул кружку Иннокентию. – Спасибо тебе, отец, большое.

– Господа благодари, а не меня, – тяжело вздохнул старик и забрал у меня посуду.

А потом горьким извиняющимся голосом добавил:

– Я тебе, к сожалению, больше помочь ничем не смогу. У меня, окромя тулупа да валенок, нет ничего больше, разве что дырявые портки, да рубашонку могу дать, ну и лапти, что достались от деда. Но толку от них немного, это все. – Голос его дрожал, и я понимал, что если он сейчас отдаст мне теплую одежду, то сам, скорее всего, протянет недолго.

Я и не собирался настаивать.

– Спасибо, – гораздо тише сказал я и почувствовал жжение в носу.

Глаза заполнились слезами. То ли от страха перед дорогой, то ли от простой человеческой доброты, которой поделился со мной этот маленький нищий человек и которой мне так не хватало в последнее время. А еще мне не хватало жены. Она – все в моей жизни, моя надежда, моя тихая гавань, куда я плыл из последних сил. И теперь, находясь здесь и сейчас в относительном тепле и безопасности, я отвлекся от всех мыслей, и перед глазами возник ее образ.

«Плевать как, но я к тебе вернусь! Слышишь? Вернусь! А если кто-то против моих планов, то пусть идет в жопу», – вспомнил я Вадика, и, несмотря на внезапные слезы, на лице заиграла улыбка.

Натянув на себя древние рваные тряпки, которые вручил мне Иннокентий, я распрощался с ним и отправился в ночь, искать дорогу к дому.