– Значит, тебе просто интересно. Ну что ж, за спрос денег не берут.

Трубка у него уже хорошо раскурилась. Он прислонился спиной к старому, истертому центральному столбу, подпирающему крышу конюшни, и стал пыхать дымом. Потом ткнул пальцем в вороного коня:

– Это, кстати говоря, Джаса Джонски матери лошадь. Удивительно, как это ты вдруг про него спросил.

Он продолжал курить, глядя на меня со всем возможным дружелюбием. Очень странно.

– Ну что ж, я сейчас буду запирать конюшню. Хотел сходить поужинать.

– А лошадей так оставишь?

– Только на часок. Им все равно.

В конюшне стояли четырнадцать или пятнадцать коней, каждый в отведенном ему стойле.

– Хочешь, можешь за ними присмотреть. Я тебе дам пятьдесят центов.

Это предложение застало меня врасплох. Доброта? Может, я выгляжу как маленький тощий индеец-бродяжка. Которому не помешают пятьдесят центов, чтобы и самому поужинать.

– Можно, – сказала я.

– Ты, часом, не конокрад или что-нибудь такое?

– Не-а. У меня свой мул, у ворот привязан.

– Видел я твою клячу. В общем, так. Ты прав. Лошадей нельзя бросать одних. Пойду-ка я возьму миску жаркого, вернусь и разделю его с тобой.

Я промолчала. Фрэнк Паркман тронулся с места, почти полностью закрыл двери конюшни, подмигнул мне и ушел своим путем. Он меня опять удивил – тем, что оставил тут и вверил мне свое царство. Я была удивлена и растеряна всей его манерой обращения. Но обрадовалась случаю осмотреть конюшню без Фрэнка. Я принуждала свой ум вернуться назад и поведать мне хоть что-нибудь. Я была уверена, что, попав сюда, вспомню что-нибудь, даже несмотря на виски. Но память была недвижна.

Тут, к моему дальнейшему изумлению, вернулся Фрэнк Паркман с миской жаркого из харчевни. Он разделил еду на армейский манер, вывалив мою порцию в лист железа, в котором ковкой выбили углубление. Жаркое оказалось отличное – не хуже, чем у Розали.

– Спасибо, что уделил мне еды, – сказала я.

– Ну, Писание велит делиться со странниками, – ответил он.

– Не каждый захочет покормить индейца.

– Оттого-то в мире и нет порядка, что в нем много глупых мыслей.