Этот вопрос застал Белокобыльского врасплох — он с растерянным видом посмотрел на собеседника, будто бы решаясь, что ответить. Как человек, проживший большую часть своей долгой жизни в государстве, в котором слово «спекулянт» подразумевало обвинение в общественном преступлении, он не хотел раскрывать истинных целей планируемого им приобретения.

— Да, хотелось бы обосноваться где-нибудь в пригороде, — произнес, наконец, старик.

Дульцов посмотрел на него с невинной улыбкой и, не сказав ни слова, лишь кивнул головой в одобрительном согласии. Возникла молчаливая пауза, но он упорно ждал, пока, уже порядком разговорившийся покупатель, небезосновательно подозревая в молчании недоверие к его словам, не станет заполнять тишину доводами в подтверждение своей искренности, и этим не начнет убеждать сам себя в том, как замечательна его предстоящая покупка.

— Надоела эта цивилизация, — и вправду не выдержав молчания, продолжил Белокобыльский. — Шум, гам, суета. Да и в возрасте хочется уже спокойствия и тишины. Свой дом, участок — это же так здорово. Пожить поближе к природе, никаких соседей — сам себе хозяин.

«Э-э, да ты старичок, совсем заврался, — слушая Белокобыльского, думал про себя Дульцов. — Затеять строительство с нуля в таком возрасте. Не-е-ет!.. Вон как наряжен — в костюме и при галстуке. Наверняка, работаешь в какой-нибудь государственной структуре: на хорошем месте и поближе к бюджетным деньгам. Берешь на лапу, да еще так берешь, что на себя и потратить не успеваешь — в недвижимость вкладываешь!».

— Вам понравится «Озерный», — подхватил Дульцов, как только Белокобыльский замолчал. — Поселок окружен прекрасным сосновым бором, в котором полным полно грибов; воздух восхитительный. Находится прямо возле озера (там, как раз, мы и рыбачили этой зимой), песчаный пляж, пирс для лодок, — он сделал небольшую паузу и как-бы между прочим продолжил: — Да и вообще, выгодное приобретение. Сейчас опасно вкладывать деньги куда попала, а депозиты в банках ниже инфляции. В этом смысле недвижимость — наилучший вариант.

— Это точно… И вроде бы участки спросом пользуются, — осторожно спросил Белокобыльский, заметно заинтересовавшись таким подходом к делу его собеседник.

— Дорожают на глазах, — заверительно произнес Дульцов. — И свободных уже почти не осталось. Еще два года назад у меня по соседству домов не было, а сейчас — шикарные коттеджи стоят. Вообще, можно хорошие деньги сделать, — продолжил он, замечая, что старик слушает его с плохо скрываемым интересом. — Даже если просто фундамент залить и коробку поставить — пару миллионов чистыми выйдет.

— А почему вы продаете участок? — сходу поинтересовался Белокобыльский. Ясно стало, что этот вопрос уже долгое время очень сильно волновал старика, и он не мог удержаться, чтобы не задать его сейчас.

— Хотел отстроиться и переехать в свой дом жить, — ответил Дульцов с самым естественным и искренним видом. — А потом… Потом прикинул стоимость, пообщался с подрядчиками и понял, что не потяну.

Отвечая старику, Дульцов в один момент запнулся, не зная как продолжить. На мгновение тело его будто окаменело, голова слегка затряслась, мурашки побежали по спине. Несмотря на то, что он предвидел вопрос и был готов к нему, его одолели сомнения. Правильно ли он делает, или именно этого и ждет Белокобыльский? Может старик манипулирует им, и заученный ответ выдаст его истинные намерения?

Дульцов давно уже привык к волнению при заключении сделок и умел прекрасно с ним справляться, но в этот раз помимо волнения он испытывал новое, до этого ему незнакомое странное чувство. Раньше, идя на встречу с потенциальным покупателем он знал, что время работает на стороне продавца и упустив клиента он в сущности мало что потеряет, так как его актив останется при нем. Сейчас же, с осознанием того факта, что это был его последний шанс, на Дульцова напал настоящий страх — страх не заключить сделку. Он не понимал, что с ним происходит, не осознавал свой страх, но хорошо ощущал его влияние.

Однако многолетний опыт делал свое дело. Несмотря на то, что внутри у Дульцова все бурлило и клокотало от беспокойства, внешне это почти никак не проявлялось: ни в выражении лица, ни в поведении, ни в речи. Лишь легкая отреченность время от времени проскальзывала у него во взгляде, но постороннему человеку понять, что она означает, не было никакой возможности.

На протяжении всей поездки Дульцов по обыкновению старался чаще смотреть в глаза собеседнику, отчего то и дело надолго отводил взгляд от дороги. В эти моменты он ощущал волнения сидящей сзади женщины, которая в один момент особенно сильно заерзала и даже негромко охнула, когда навстречу мимо них совсем близко пронесся автобус.

— Не беспокойтесь, все под контролем, — сказал Дульцов, повернув голову так, чтобы женщина могла видеть часть его лица. — Мы едем совсем не быстро.

— Это что за икона? — спросил Белокобыльский, показывая на изображение суховатого бородатого и абсолютно седого старца, образ которого находился на панели между икон с Иисусом и Божьей матерью.

— Это Николай Угодник, — ответил Дульцов.

— Николай Чудотворец, — совершенно неожиданно раздался благоговейный голос женщины, которая чтобы посмотреть на иконы даже придвинулась несколько вперед.

— Один из самых почитаемых святых в русской православной церкви, — со сдержанной значительностью продолжил Дульцов, внутренне обрадовавшись реакции до этого молчавшей пассажирки. Свое пояснение он подчеркнуто адресовал исключительно Белокобыльскому, давая таким образом понять, что не сомневается в познаниях его спутницы.

Но Белокобыльский его уже не слушал, потому что в этот самый момент они, наконец, съехали с шоссе и направились к коттеджному поселку.