Я только порадовался, что он игрушечный и отобрал у дочери куски ваты, которые она вытащила из лапок, облизала и отбросила, как несъедобные, наверное. Я положил останки игрушки на стол, тут же телефон запрыгал на краю стола, издавая противный звон.

На звонок Эль Канте мне пришлось ответить, держа под мышкой мою девочку, дергающую ногами и руками и пытающуюся одновременно с этим укусить меня за бок и окончательно распотрошить волчонка, до которого дотянулись её цепкие лапки.

— Срочно выезжай на окраину, Садовая пять, такой тихий скверик, там Йорик и Командор, они тебе всё расскажут! — проорал мой начальник. — На этот раз труп! Представляешь?! Мы нашли потерянную душу раньше, чем он растворился, или куда они там исчезают все?

— Ой! — завопил я в ответ, мягко усаживая куснувшую меня за живот дочь на поверхность стола. Викёныш тут же занялась шнуром ноута и перекусила его раньше, чем я сумел его выхватить. К счастью, подзарядка не была подключена.

— Ты там что делаешь? — подозрительно понизил голос Эль Канте.

— В няньках сижу! — мрачно брякнул я, прошептав в сердцах. — Как я теперь печатать отчеты буду, крошенька моя?

Она посмотрела на меня, хихикнула и разворошила живот игрушечному волку, вытряхнув всю вату.

— Ну, знаешь, Громов, ты ведь отец, твои обязанности никто не отменял. Когда подъедешь к парням? — радость в голосе Эль Канте была самой что ни на есть злорадной.

— Когда наша мама заявится, — пропел я, собирая правой свободной рукой лохмотья ткани и клочья ваты, оставшиеся от игрушки.

— Так ведь у вас нянек целая квартира, — припомнил Эль Канте, который по долгу службы забрел однажды в наши служебные хоромы, состоящие из гостиной, детской и кухни, тут он и увидел кучу прислуги: трех профессиональных нянь, по очереди готовящих вкусную еду и убирающих нашу квартирку.

Посидели мы с ним на кухне, больше приткнуться было негде.

— Няни наши заболели, — продолжал выпевать я, при этом тянул на себя остов волчонка. — Грипп! Ну, я побежал! А то тут у нас… — я отключился и вздохнул.

Роль отца была трудной, непосильной она была, но я терпел, потому что любил. Теперь любовь стала больше, в нашу команду влезла урчащая, неуправляемая, хитрая и озорная Вика, настолько неутомимая, что казалась временами ребенком с моторчиком внутри. Когда ей исполнилось девять месяцев, она перемещалась по квартирке с завидной скоростью, дед, увидев однажды, как она пронеслась на четвереньках наискось по всем нашим метрам, назвал внучку «Викёныш-терминатор», и правда в его словах была.

Сейчас Викёныш вцепилась в волчонка и руками, и зубами, когда она прихватила серую тряпочку ногами, я оставил глупые попытки извлечь игрушку из её лапок. Она порычала тихонько от удовольствия и откусила еще одну часть игрушки, уже пустую голову. Во рту у Викёныша были нитки, но глаза сияли. Я аккуратно вытащил и нитки, и ткань, поцеловал, не удержался в ямочку на щеке.

— Всё, кроха! — я схватил её на ладонь, прикрыл второй и покрутил по комнате. — Я совсем не такой беспомощный, как ты считаешь! Купал-то тебя я!

Вспомнил отчаянно струсившую, побледневшую Аську, с прикушенной нижней губой: «Тём… она такая маленькая…Я боюсь её купа-а-ать, Тё-о-о-ом! У неё руки и ноги крошечные-э-э-э…»

— И вот мама перепугалась, потому что ты была очень маленькая, хотя такая же зубастая, как сейчас, а я тебя, крошенька, ра-а-аз! И в ванночку! А ты меня кусать! Помнишь? — я покрутил дочь еще.

Она поурчала, как котенок, а не волчонок и просияла, потянувшись за мою спину.

Конечно, это Аська стояла уже в дверях, подбираться неслышно, возникать из воздуха, у неё получалось сейчас еще лучше, чем в самом начале нашей жизни вместе.

— Увидела маму, прощай, папа, — плюхнул я Викёныша в руки Аськи.