– Ты это помнишь? – Богдан улыбнулся. Он шутит? Как я могла об этом забыть? Начало конца. Мой перевернутый мир, в котором от каждого равнодушного взгляда каждый день понемногу умираешь.

– Конечно, помню. Ты говорил, что он перепил и оставил оружие на видном месте.

– Да, он выпивал. Работа у него адская была. И с мамой в последнее время они много ссорились. А накануне того дня он обещал меня в тир сводить, а сам напился вдрабадан и проспал. Ну, я отомстить ему решил. Стащил утром пистолет. Потом такой скандал дома был. Он орал, мама еще больше орала. Хотя мы быстро помирились. Он даже извинился и сводил меня в тир. И в игровые автоматы мы с ним рубились…

– А с псом… С Азором. С ним что-то случилось? – осторожно спросила я.

– Случилось с его хозяином, – глухо отозвался Богдан. – Они с моей мамой расстались. Мама его просто разлюбила. Прожили вместе три года, за которые я успел к этому человеку привязаться. И к нему, и к Азору. Азор ведь совсем щенком был, когда его взяли. На моих глазах вырос.

– Значит, тетя Ника с кем-то встречалась целых три года? – удивилась я. – Все по Бегбедеру.

– Ага, – согласился Богдан. – А потом мама сказала мне, что я просто не умею отпускать людей. Моногамия не для нее, замуж она не собирается. Сказала, что у меня есть всего одна семья – это она. И раз уж я так сильно привязываюсь к чужим людям, она больше ни с кем и никогда не будет меня знакомить. Как видишь, спустя некоторое время она нарушила свое обещание.

– Ты не рад за нее? – спросила я.

– Не знаю, – честно ответил Богдан. – Рад, наверное. Я хочу, чтобы она была счастлива. Но мне и за себя страшно обидно. Часто ловлю себя на мысли, что до сих пор в глубине души не могу ее простить за то расставание. Я ведь решил, что у меня наконец появился папа. А когда узнал, что она еще и настоящего отца от меня всю жизнь скрывала… Думал, с катушек съеду. Ну, об этом я тебе уже рассказывал.

– А с тем мужчиной… Ты прекратил с ним общение?

– Он какое-то время еще встречал меня иногда возле школы. Давал поиграть с Азором. А потом, ближе к Новому году, сказал, что как-то все это неправильно. Если мама узнает о наших встречах за ее спиной, то расстроится. Я уже взрослый пацан и должен понимать, что, по сути, мы друг другу никто. Я кивнул, сказал, что, конечно, все понимаю. А потом узнал, что его и вовсе по службе переводят в другой город.

– Грустно, – сказала я.

– Грустно? Да, наверное. Я видел его еще раз, лет в восемнадцать, из окна трамвая на проспекте Испытателей. Он шел по тротуару и вел на поводке Азора. Наверное, к своей матери в гости приехал. А может, его обратно перевели. Шел дождь, и они с Азором оба вымокли до нитки. Мой пес совсем не изменился, а вот его хозяин за эти пять лет постарел и осунулся. Я думал выскочить из трамвая и подойти к ним, поздороваться. Но потом стал уговаривать самого себя: мол, на улице дождь, разве мне хочется под ним мокнуть? Струсил на самом деле. Да и о чем бы мы поговорили спустя столько времени? Мы ведь действительно были друг другу никем. Чужие люди.

Богдан замолчал. Тут же мы услышали довольный лай. Это щенок, на время потеряв, теперь наконец обнаружил нас в траве. Пес носился вокруг, забавно виляя хвостом и подпрыгивая.

– Не могу смотреть на этот впалый живот, – поморщилась я. – Вот бы его чем-нибудь все-таки покормить. Знаешь, а я бы все равно хотела себе собаку. Всю жизнь о питомце мечтаю. Но мама ни за что не разрешит мне заводить пса в квартире. На даче мы только летом живем, поэтому с этим тоже мимо, – тяжело вздохнула я, гладя довольного щенка.

Поднялись на ноги. Богдан осторожно убрал траву из моих волос. Посмотрели друг на друга и улыбнулись.

– Ну что, ты отдохнула? – спросил Волков.

– Отдохнула, – кивнула я.

Мы направились дальше. Щенок так и крутился под нашими ногами. Шли вперед на зажегшиеся вдалеке тусклые огни.