Фредер не выказывал, но его подавленное состояние сложно было не заметить. Месяц назад Полосатика похоронили на городском кладбище для животных. В этот тяжелый момент Алоис был рядом с Фредом и его папой — омегой Коди.

— А ты… не хочешь завести другого котика? — пытаясь сгладить вину за поднятую больную тему, спрашивает он.

Фредер пожимает плечами и шумно выдыхает. Поджимает к себе колени. Эта серая майка хорошо сидит на нем, пусть и широкая. Тело у альфы ничего такое, чего уж грешить. Алоис трясет головой со стороны в сторону, прогоняя ненужные мысли. Возможно, Фредер и красив для других омег, но уж точно не сравнится с Яром.

— А ты? — вдруг спрашивает Фред.

— Ну-у, — тянет Алоис в ответ и обводит взглядом комнату. — Ты же знаешь, я обожаю животных, но Яр против, мол, шерсть будет по всему дому, — в голос его прорезаются плаксивые нотки, но он сразу же исправляется, не желая, чтобы Фредер видел в нем слабого. — То есть, в будущем я хотел бы котенка. Серенького, наверное, вислоухого. С оранжевыми глазками. Они, конечно, дорогие и вредные, но такие миленькие! О, эти приплюснутые мордашки, розовенькие носики… Эх. Уговорю Яра как-нибудь. Что ему сделает один котик? Я честно буду за ним убирать каждую шерстинку.

Только сейчас Фредер заметно расслабляется, опуская, видимо, напряженные плечи вниз. С губ слышится усмешка, как будто альфа задумал что-то хитрое.

Алоис попивает остывший чай и старается не думать о том, что ждет его утром.

***

— Ну и-и… где был?

Алоис напрягается, закрывая за собой входную дверь. Сердце срывается на быстрый ритм. Яр в шаге от него начинает дышать тяжелее, его зрачки беспорядочно бегают, и эта гримаса на лице не предвещает ничего хорошего. Алоис пятится к стенке, а в голове каша из сотни переплетенных оправданий.

— Я что-то спросил. Или ты глухой? Где, ты, был? — его запах обостряется вместе с повышенными нотками в голосе.

Алоис покрывается мурашками, вжимает голову в плечи и начинает лепетать, сбиваясь:

— Я же, я писал тебе, ну, сообщение. Просто, мне же, я, — но Яр в один шаг оказывается рядом, принюхивается. Страшно. Алоис дрожит и боится, что дрожь его станет заметна. — Я же у друга, а не где попало…

Миг — и Яр прижимает его к стенке. Его рука на горле. Сжимает. Сначала чуть, и Алоис дергается в сторону. Зря. Яр терпеть не может сопротивления. Пальцы его впиваются в горло. Глаза в глаза. Еще миг — альфа отпускает. И шипит прямо в лицо:

— Узнаю, что врешь мне, и ты труп. Я не потерплю шлюхи в доме, ты меня понял? Не будь как этот маразматичный старик, — Яр отходит, качая головой и потирая переносицу. — А хотя, все вы одинаково шляетесь.

«Я не такой, как твой папа», — застревает в горле, и вместо слов вырывается кашель. Как Алоис не пытается сдержать его позывы, он, сиплотою, рвет глотку. Больно. Глаза слезятся. Но не так больно, как обидно и страшно рассердить его еще больше. Поэтому Алоис ждет, пока Яр скроется за дверью спальни, и перебегает в ванную. Тут — его укрытие. По памяти не перечислить, сколько раз он прятался за тумбочкой, ожидая, пока Яр успокоится и уйдет на работу.

Алоис осматривает шею в зеркале. Голову задирает, рассматривая наливающиеся следы пальцев. На этот раз будет заметнее. И, как назло, тональный крем кончился на прошлой неделе. Придется носить шарф. Благо, на улице по-осеннему похолодало.

Собственное отражение кажется ему измученным, в этом тусклом освещении стерильно-чистой комнаты. Заплаканные глаза, красные, нос тоже. Дыхание сбито. Руки дрожат. И так каждый раз: циклами. Он уверяет себя, что нужно всего-то перетерпеть и все наладится.

Да, в такие моменты Алоис чувствует себя отвратительно. Слабым зажатым зверьком перед сильным альфой. Так и хочется бросить все нажитое и уйти.

Но Алоис уходил уже дважды. Толку? Яр всегда находил его, возвращал, снова становился ласковым, внимательным, одаривал комплиментами, готовил ему завтраки, как в начале их совместной жизни. Обиды забывались. Постепенно жизнь налаживалась, до следующего «сбоя» в настроении Яра.