– А кучера в заложники возьмем?– разошлась ее подруга.

– Может, убьём?– предложила Тисса.– Шучу, шучу. Не надо так на меня смотреть, я же не виновата, что у вас нет чувства юмора.

– Я тебя боюсь,– хмыкнула я, недобро посматривая в сторону куклы.

– А револьвер у кого–нибудь есть?– спросила кровожадная фарфоровая статуэтка.– А то у нас в запасе еще один файербол, артефакт вызывающий приступ безудержного смеха и пирожок с творогом.

– Мой,– тут же обозначил свою позицию Капушок.

– Тебе лишь бы жрать!

– Тисса!

– Что Тисса? Я между прочим о нем заботилась, пока ты прохлаждалась в мягкой постельке с чужим женихом. Мать называется! Ехидна ты.

– Тисси меня читать учит,– самодовольно объявил бывший кот, пытаясь откусить хвост от рыбы.

– Брось ее, опять живот будет болеть,– попросила кукла, тот со вздохом посмотрел на добычу и выкинул в сторону.

Пока мы сидели в засаде, Тисса поведала невеселую история их с Капушком злоключений.

Вчера вечером к Вилариусу явились стражники и, надев серебряный ошейник, блокирующий магию увели в неизвестном направлении. Старый маг был обвинен в измене.

– Неслыханное дело!– возмущенно воскликнула леди Сьюзен.– Неужели совет настолько слеп, что слушает ложные обвинения?

– Сьюзи, королевский совет сегодня официально распущен. Ты бы слышала, как кудахтали придворные курицы, обсуждая это событие.

Абсолютно лишенное эмоций, неподвижное фарфоровое личико куклы поблекло, враз растеряв все свои краски. Она опустила головку и постучала пальчиком по краю корзинки, не заботясь о том, что может расколоть хрупкое стекло.

– Его величество умом тронулся перед свадьбой,– совершенно непочтительно заявила Силь.

– Хуже,– мрачно сообщила я.– Короля убили.

Две пары человеческих глаз, одна пара фарфоровых с ужасом уставились на меня. Капушок серьезность момента не прочувствовал, его в данный момент больше волновала честно украденная и так опрометчиво выкинутая рыба.

– Так, а теперь по порядку,– попросила леди Сьюзен.

Пришлось рассказать им, все что знала. Слова давались мне с трудом, я глотала струящиеся по щекам и губам слезы, но продолжала говорить, будто пыталась выплеснуть всю накопившуюся боль.