Он нашел ее быстрее, чем занявшийся тем же сэр Гисборн — девушка успела самостоятельно сесть и ошеломленно трясла головой. Ноттингамец услышал ее неуверенный голос, спрашивавший, что случилось, и торопливую речь Франческо, опять заговорившего на родном языке. Гай направился к ним, собираясь узнать, как обстоят дела, но тут уже поднявшаяся на ноги и озиравшаяся по сторонам мистрисс Изабелла обмякла, свалившись на руки своему приятелю.
— Обморок? — понимающе спросил сэр Гисборн, подъезжая ближе.
— Si… Да, — растерянно ответили из темноты.
Отправляясь в путь, предусмотрительный Гай захватил с собой толстый войлочный плащ, сейчас скатанный и притороченный позади седла. Дернув за ремни, он подхватил начавший падать сверток и бросил в сторону голоса Франческо:
— Лови, завернешь ее. До деревни все равно не доберемся, так что придется разбить лагерь прямо в лесу. Сможешь поднять свою приятельницу? Тогда я довезу ее до опушки.
— Grazie tante… большое спасибо, — пропыхтел Франческо. — Я сейчас…
Общими усилиями потерявшую сознание Изабеллу удалось взгромоздить на спину равнодушно отнесшегося к этому солового коня, и Гай шагом поехал в сторону темного древесного строя, придерживая все время норовящую соскользнуть вниз женщину. Франческо пошел рядом, ухватившись за стремя и спотыкаясь о невидимые в темноте травяные кочки.
Месяц прятался за верхушками деревьев, и завершение вырубки определилось только по более глухому стуку копыт, теперь ударявших по дерну и слою опавших листьев. Шагов через десять конь остановился, и доверявший чутью животных сэр Гисборн спрыгнул на землю, передав закутанную в плащ девушку своему спутнику. Кажется, они вышли на небольшую поляну, но рассмотреть поточнее Гай не мог. Вдобавок его беспокоило затянувшееся отсутствие Мак-Лауда и он несколько раз пронзительно свистнул, указывая свое местонахождение. С вырубки долетел ответный свист, сопровождаемый частым топотом, звоном упряжи и треском ломающихся веток — Дугал собрал всех потерявшихся и брошенных лошадей и теперь гнал получившийся табунок через лес.
Рядом ожесточенно зачиркали кремнем, высекая крохотные оранжевые искорки. Пару раз Франческо, промахнувшись, угодил себе по пальцам, и сдержанно зашипел. Наконец, ему удалось поджечь заранее приготовленный кусочек трута, запалить от него сухую ветку и осветить крохотную часть окрестного пространства.
Никто доселе не проронил ни слова, но все с небывалой поспешностью бросились обустраивать лагерь, словно надеясь, что обычный ритуал знакомых с детства обязанностей и дел поможет забыть то, чему они стали свидетелями. Франческо, убедившись, что обморок девушки перешел в неглубокий сон, занялся будущим кострищем, торопливо выдирая траву и складывая круг из подвернувшихся камней. Мак-Лауд ушел к лошадям — краем уха Гай слышал его шаги, звяканье расстегиваемой сбруи и облегченное фырканье освобожденных от поклажи животных. На долю Гая выпал сначала сбор валяющегося в округе хвороста, затем рысканье в поисках упавших и достаточно сухих деревьев, годных на топливо.
«Интересно, чей лес — владение короны, общинный или здешнего барона? — мимоходом подумал он, оступаясь и проваливаясь в яму между корней, неглубокую, зато полную дождевой воды. — Когда приедем в деревню, надо будет выяснить и заплатить за ущерб».
Потрескивающий костер начал разгораться, становясь все ярче и распространяя вокруг долгожданное тепло. Гай порылся в набросанных горой переметных сумах и вьюках — своих и компаньона — разыскивая пару небольших медных котелков и купленные в Туре припасы. Следовало побыстрее приготовить что-нибудь горячее, иначе они все скоро начнут щелкать зубами, причем не столько от холода, сколько от возвращающегося страха перед увиденным и пережитым. Когда очнется девушка, наверняка добавятся слезы в три ручья… Кстати, о ручьях. Где бы раздобыть воды? Бродя по лесу, Гай слышал отдаленный плеск, но не мог точно указать, откуда доносится журчание.
Брякнувшими котелками тут же завладел Франческо, без единого слова уйдя в темноту. Судя по всему, он хорошо знал эти места, потому что вскоре вернулся, повесил наполненные сосуды над огнем и присел рядом на корточки, съежившись и крепко обхватив колени руками. Откуда-то возник Мак-Лауд, сложил подальше от огня тяжелые седла и какие-то увесистые мешки, вытащил из кучи хвороста ветку подлиннее и посмолистее и сунул ее в пламя. Уцелевшие листья затрещали, сворачиваясь в черные обугленные комочки. Вскоре буковый сук превратился в маленький ненадежный факел, разбрасывающий дождь искр и грозящий в любой миг погаснуть.
— Ты куда собрался? — через силу поинтересовался Гай. Больше всего ему хотелось присесть и постараться на краткое время позабыть обо всем случившемся, а лучше всего — вздремнуть.
— Глянуть, кого я прикончил, — кратко ответил шотландец, поворачивая ветку в огне, чтобы разгорелась получше.
— Посмотришь утром, никуда он не денется.
— Кто знает… — с этой загадочной фразой Мак-Лауд поднял свой факел и канул в плывущую мимо прохладную сентябрьскую ночь. Франческо поднял голову и, слегка запинаясь, проговорил:
— Ваш друг, мессир, бесстрашный человек. Я бы ни за что не решился…
— Скорее, безрассудный, — с досадой бросил сэр Гисборн, поднимаясь. — Вечно лезет, куда не просят… Будь добр, пригляди за костром, я сейчас вернусь.
Пробираясь через лес к краю вырубки, Гай честно пересчитал все коряги и промоины, и всерьез заподозрил, что самодельный факел не многим помог Мак-Лауду. Мелькающий бело-оранжевый язычок, скорее, послужил неплохим ориентиром для него самого, указывая дорогу среди молчаливых буковых деревьев. Мысленно сэр Гисборн отругал себя за излишнее любопытство: если Дугалу приспичило посреди ночи иди таращиться на покойника (который, вдобавок, наверняка не относится к роду людскому!), то эта выходка целиком и полностью на совести шотландца. Он, Гай, мог с спокойной душой остаться возле радостно пляшущего костра и немного отдохнуть от всех странностей последних суток.