— Только с ее согласия, Астахов, — рычит брат.

— Родион, оставь нас! — требую я. — Мне необходимо с ним поговорить.

Брат отпускает, и Виктор тут же сгребает меня в объятья. Так хорошо, тепло и очень больно. Утыкаюсь ему в грудь и рыдаю, всхлипывая. Это слезы облегчения, словно меня только что сорвало по-настоящему.

— Ника, будь на связи, — наказывает мне брат и удаляется.

— Малышка моя, не плачь, пожалуйста, — шепчет мне Виктор, целует в висок. — Холодно, пойдем в машину, — тянет за собой. Мне все равно куда, хоть на край света. Так хочется ему доверять как раньше, но я не могу, словно мой бог упал с олимпа.

Виктор бережно сажает меня в машину на заднее сиденье, закрывает дверцу, обходит, садится за руль, делает обогрев больше, направляя его в мою сторону. Меня, и правда, трясет. Он снова выходит и садится уже назад ко мне. Молча сгребает в охапку, обхватывает лицо, целует мои слезы, согревая своим дыханием. Закусываю губы, чтобы не рыдать, но Виктор прикасается к моим губам, и они тут же послушно раскрываются.

— Все, все, со мной все нормально! — уворачиваюсь от его губ, когда хочется впиться поцелуем. Отпускает лицо. Но берет мои руки, греет ладони, растирая.

Ну зачем он так, я сейчас завою!

— Прости, моя маленькая, я много не рассказал, не мог... — хрипит он. — Боялся напугать, струсил... Прости, это все так отвратительно болезненно... — подносит мои холодные ладони к своим губам, выдыхает на них тепло, согревая. — Скажи, что сделать, чтобы тебе не было так больно?

Запрокидываю голову, быстро моргаю, дышу, чтобы прекратить поток истерики.

— Люби только меня, — ловлю его взгляд. — Безоговорочно. Сможешь?

— Я люблю. Только тебя, абсолютно. Внутри меня только ты, — уверенно отвечает он.

— Нет, ты любишь ее... — не могу произнести вслух имя его жены, я хочу забыть это имя.

— Я похожа на нее, ты видишь во мне жену! — мотаю головой.

— Кто тебе сказал, что ты похожа? — уже холодно спрашивает он, сжимая мои ладони.

— Рената... Она... — глотаю воздух.

— Ах, Рената, — сквозь зубы проговаривает он. — И чему ты еще поверила?

— Все, что она сказала, правда, я была в вашей... в вашей спальне. В музее твоей боли, тоски, любви. Ты не отпустил ее, ты носишь по ней траур даже со мной, — вырываю свои ладони из его рук и ударяю ими по его груди, на которой черная водолазка.

— Все не так. Позволишь рассказать свою версию?

— Только поэтому я еще здесь, — выдыхаю, кутаясь в пальто.