— Она сирота, родители погибли. Я ее опекун.

— Ника совершеннолетняя девочка и, полагаю, в опекунах не нуждается.

— Нуждается. Она взбалмошная, инфантильная максималистка, живет порывами и эмоциями, совершая необдуманные поступки наперекор всем. В частности, наперекор мне. Ее побег из дома и все приключения в этом городе - это своего рода месседж мне, человеку, который ради блага сестры пытается ее приземлить и дать будущее.

Все интересней и интересней. Он будто описывает мне Нику и не ее одновременно.

— Я не бью тебе морду только потому, что ты помог моей сестре, оградил ее от неприятностей, и потому что она сама была не против ваших отношений.

— Но бьешь меня в плане бизнеса? — добавляю я. — Какой в этом смысл?

— Ну что ты, Астахов. Я еще не бью, это так, первое предупреждение. Бить я еще даже не начал. Просто откажись от Ники, и разойдемся. Я заберу ее домой, ты продолжишь жить как раньше.

Все интереснее и интереснее. Ну что можно ожидать от мента, кроме как гнилого шантажа?

— Нет.

— Что «нет»?

— Нет, я от нее не откажусь! — вынимаю из стола ключи от ресторана, кидаю на стол. — Ты можешь забрать мой бизнес в общем, можешь сжечь все к чертовой матери, но я не откажусь от Ники. Она моя девочка.

— Да на хрен мне твоя богадельня? Я устрою тебе такие проблемы, что ты имя свое забудешь. Уголовнику я свою сестру не доверю.

— Свой срок я отмотал. Покаялся и перед судьей, и перед Богом. Мог бы вернуть все назад, сам бы сдох. Твою сестру я люблю, она моя душа, и я сделаю все, чтобы она была со мной. — Где она?

— Если Ника не дала о себе знать, значит, не хочет. Рой землю, ищи… — кидает он мне, поднимается с места и выходит из кабинета.

— Стой! — тоже встаю на ноги, выхожу в зал. — Давай поговорим, как мужики, отметая эмоции, — прошу я. Он, хоть и прокурор, но тоже человек. Родион останавливается, оборачиваясь ко мне. Несмотря на то, что наше знакомство с родственником не задалось, я чётко понимаю, что он забрал мою девочку и спрятал. А мне нужно ее увидеть. Ника могла бы уехать с ним без вот этих спектаклей, а раз наш прокурор пошел на шантаж, моя малышка сопротивляется. Захожу за бар, достаю лед и пару бокалов. — Виски, текила, коньяк, джин?

Белов сжимает челюсть, но снимает пальто, кидая его на стул. Контакт есть, с этим ментом не все потеряно, надо дожимать.

— Коньяк, — отвечает он, присаживаясь за барный стул. Плескаю себе и ему коньяка, тяну бокал, Белов медлит, снова давя меня волчьим взглядом. Оскаливаюсь, я не из пугливых, больших проблем, что были в моей жизни, он мне не устроит. Чокаемся, делаем по глотку.

— Ника замечательная девушка, живая. Да, где-то инфантильна, да, может нарваться, проходили, — усмехаюсь, но искренне. — Да, ее нужно направлять, но никак не душить порывы. В ее голове правильные ориентиры. Она - сама жизнь и вдохнула в меня эту жизнь. Я бы никогда не взял ее против воли, она сломала мои барьеры. Так вышло... Я увяз в ней. Да, я старше, но, черт... — закрываю глаза, глотаю еще немного коньяка. — Я откажусь от нее только в том случае, если она прогонит, но скажет мне это в глаза. По-другому никак: души, забирай, что хочешь, я все кину к ее ногам.

— А если она не оценит жертвы? Молодая, дурная, глупая.

— Пусть так, за момент с ней не жалко...