— Чего надо? — спросил я темноту, с усилием проталкивая слова через сухое распухшее горло.

— Вставать надо, ишь как разоспался. Пора, так всю жизнь проспишь, — сердито сказала какая-то женщина и потрясла меня за плечо.

— Ты кто, тебе чего нужно? — поинтересовался я, стараясь оттянуть пробуждение.

— Не признал? Забыл, с кем вчера гулял?

Я начал вспоминать предыдущий день, но голова так трещала, что в ней не возникло ни одного связного образа. Тогда, отдаваясь на волю победительницы, я признался:

— Извините, но вчера я, кажется, того, немного перебрал…

— С чего это, ты и выпил-то всего ничего, — удивилась невидимая мучительница.

— Ты, что ли, Наташа? — наконец зацепился я мыслью за самую сильную вчерашнюю ассоциацию.

— Твоя Натаха давно ночные грехи замаливает, это я, Станиславовна, — неужто не признал?

— А, тогда другое дело, — с трудом выговорил я шершавыми губами, так до конца и не понимая, о чем она говорит. Потом все-таки вспомнил, где я и что со мной. — Людмила Станиславовна, это вы? Я вас сразу не узнал! Сколько сейчас времени?

— Утро уже, к тебе человек ученый пришел, вставать надобно.

Так до конца и не понимая, кто ко мне пришел и зачем, я с трудом сел и опустил ноги на холодный пол.

— Ты бы хоть свет зажгла, — слабым голосом попросил я. — Что за дрянь мы вчера пили?

— Много чего пили, — порадовала меня женщина, — но все хорошее. А свечу я сейчас запалю, погоди.

Она куда-то ушла, а я, воспользовавшись наступившим покоем, привалился к подушке и попытался поспать хоть несколько минут. Не успел. Вернулась с горящей свечей Людмила Станиславовна. И я разом вспомнил все вчерашние события.

— Кто меня ждет? — поинтересовался я слабым голосом, возвращаясь в суровый, неопохмеленный мир.

— А кто его знает, какой-то старичок, видать из попов. Огуречного рассольчика выпьешь?

— Выпью. А чего от меня этому попу нужно?

— Этого мне не ведомо, — ответила домоправительница и подала кружку с невидимой в полутьме жидкостью.

Я одним махом выпил кисло-соленое пойло. Горло перестало драть, и в желудке стало не так смутно, как раньше. Только теперь я понял, что нахожусь перед женщиной в натуральном виде, одежда разбросана по полу, и прикрыться мне нечем.