Когда Волк, не снимая туфель, наконец упал на свой негостеприимный матрас, часы показывали восемь часов пятьдесят семь минут утра. Они с Финли всю ночь работали на месте преступления – собирали улики, сдерживали толпу журналистов, проводили опрос свидетелей, составляли протоколы. Когда напарник высадил его у дома, в утренний час, когда весь город собирался на работу, оба были слишком утомлены, чтобы говорить. Волк лишь похлопал друга по коленке и вышел из машины.

Утренний выпуск новостей, который вела Андреа, он смотрел, сидя на жестком полу и запихнув в рот тост, но когда увидел свою фотографию рядом со скрючившимся телом Элизабет, тут же выключил телевизор. Затем дотащился до спальни и уснул, едва закрыв глаза.

Днем детектив надеялся показать руку одному хорошему врачу, но проспал до 6 часов вечера. Его разбудил звонок Симмонса. Поведав в двух словах о похоронах мэра Тернбла, босс вкратце рассказал о том, что было сделано за день и о гнусном освещении в СМИ событий предыдущей ночи. Потом, после неловкой паузы, поделился об открытии, сделанном Бакстер. Эксперты подтвердили, что волосы с расчески Чемберса полностью соответствуют генетическому материалу левой ноги Тряпичной куклы. А под конец напомнил Волку, что тот в любой момент может отказаться от участия в расследовании.

Коукс приготовил в микроволновке спагетти с тефтелями, но после разговора с Симмонсом у него никак не шел из головы образ забрызганного кровью фартука киллера. Просматривая раньше запись камеры видеонаблюдения, он задумался над тем, чья кровь засохла на его переднике, кто умер перед тем, как убийца добрался до Нагиба Халида, ставшего его почетным трофеем. Сейчас в этом появился определенный смысл. Киллер был вынужден убить Чемберса до того, как тот уехал из страны.

Детектив уселся перед телевизором, но вскоре обнаружил, что кошмарные ночные фотографии разлетелись по всем новостным каналам, которые бросились вовсю рассуждать, может ли Волк претендовать на столь значительную роль в проводимом расследовании. Едва проглотив две ложки спагетти, больше напоминавшего какую-то жижу, он отставил тарелку и поднялся, чтобы выбросить ее содержимое в корзину, но в этот момент раздался звонок домофона. На его беду, он до сих пор не раскупорил ни одного окна, в противном случае у него была бы прекрасная возможность одним махом избавиться и от отвратительного блюда, и от назойливого газетчика. Билл с неохотой вдавил пальцем кнопку связи.

– Вильям Коукс – козел отпущения в глазах прессы, красавец-мужчина и ходячий покойник в одном лице, – весело произнес он.

– Эмили Бакстер – эмоционально разбита и в некотором подпитии. Я могу подняться?

Волк улыбнулся, нажал еще одну кнопку, быстренько собрал разбросанные в беспорядке вещи, закинул их в спальню и запер дверь. Потом открыл Бакстер, на которой были узкие джинсы, высокие черные ботинки и кружевная блузка. Глаза ее были подведены дымчато-голубыми тенями, в дверной проем тут же просочился сладкий цветочный запах ее духов. Переступив порог комнатки, способной вогнать человека в депрессию, она протянула Волку бутылку красного вина.

Детектив в жизни не видел Бакстер в столь непринужденной одежде, хотя и знал ее тысячу лет. Она выглядела моложе, грациознее и изящнее, в таком виде ей больше подошли бы танцы и вечеринки, нежели трупы и серийные убийцы.

– Стул? – спросил он.

Бакстер обвела взором лишенную мебели комнату.

– А у тебя есть?