Не зная, как выпутаться из неловкого положения, женщина-полицейский выбежала из квартиры и присоединилась к коллеге. Услышав, что женщина за тонкой перегородкой трет себя мочалкой, открывает какие-то флаконы и пользуется аэрозолями, Волк, застывший перед стеной с фотографиями, непроизвольно к себе принюхался. Снимки были простые, живые, без всякой обработки: приятная молодая женщина то на пляже с друзьями, то в парке с мужчиной старше ее, то в Леголенде с мальчиком, вполне возможно ее сынишкой. Когда он взглянул на их восторженные лица, явно запечатленные в погожий, солнечный день, у него упало сердце.
– Это Джордан, ему сейчас шесть, – прозвучал за спиной мелодичный голос, в котором и близко не было скрипучих ноток Финли.
Волк обернулся и увидел в проеме ванной комнаты ту же самую ошеломительную женщину, которая глядела на него с фотографий. Темно-русую голову венчал скрученный из полотенца тюрбан. Она надела лишь короткие джинсовые шорты и светло-серый топик. Волк прошелся глазами по ее длинным, поблескивавшим от воды ногам, пришел в смущение и вновь повернулся к фотографиям.
– Не трясись, – прошептал он себе.
– Простите, что вы сказали?
– Я спросил, где он.
– А по-моему, вы произнесли «Не трясись».
– Ничего подобного, – с невинным видом покачал головой Волк.
Эшли посмотрела на него каким-то странным взглядом.
– Я отправила его к матери, после того, как… Ладно, будем говорить прямо, после того, как этот свихнувшийся маньяк пообещал нас всех убить.
Волк прилагал титанические усилия, чтобы не пялиться на ее ноги.
– Эшли, – сказала она и протянула ему руку.
Детектив подошел ближе, вдохнул запах клубничного шампуня, которым она только что вымыла голову, увидел перед собой ясные, светло-карие глаза и темные пятна влаги на полотенце в тех местах, где она просочилась сквозь тонкую ткань.
– Коукс, – сказал он, чуть не раздавив ее хрупкую ладошку, и как можно быстрее отпрянул назад.
– Не Вильям?
– Нет.
– Тогда зовите меня Локлен, – улыбнулась она и оглядела его с ног до головы.
– Что?
– Ничего. Просто… вблизи вы выглядите иначе.
– Знаете, журналисты снимают меня, только когда я стою рядом с трупом… а в такие минуты у меня очень грустное лицо.