– А? – Я отвлеклась от чтения статьи и посмотрела на подругу.
Марина постучала по операционному столу, на котором лежала с трудом снятая с веревки половина руки.
– В руке нет кости, Яна. – Марина внимательно посмотрела на меня. – Более того, убийца срезал внутри руки некоторую кожу, успев зашлифовать ее прежде чем попытаться залить клеем и прилепить на заполненный гелием шар.
– Гадость какая. – Без эмоций поддержала разговор я, кладя на место лист бумаги. – А что ты скажешь насчёт других частей тела, прикреплённых к шару?
– Они были приклеены обычным клеем. Не могу точно сказать до надувания гелием или после, но держаться части нехило. Мне понадобиться время, чтобы их отклеить друг от друга. – Марина замолчала, потрогала рукой облаченную в перчатку одно преклонное ухо. – Никаких отпечатков. Пистолет, нож, свечи, содранные волосы. Создаётся ощущение, что нас убийца водит за нос. Он подкидывает весомые улики специально не дающие никакого результата.
– А что если орудия смерти убийца забирает с собой?
– Ты говорила это предположение Людовику?
– Нет. Меня уже одной ногой здесь нет. Но что если это действительно так? Что если те улики что у нас есть, кроме окровавленного ножа, который ты собственноручно вытащила из затылка убитой, пустышки?
– Не забывай, что я не следователь, Яна. Тебе бы сказать это предположение напарнику. – Марина покачала головой.
– Обязательно сообщу ему. – Сарказм соскучился по вольному пути и сам сорвался с моих губ. Пытаясь не обидеть Марину, не привыкшую к сарказму, я поспешила добавить. – Когда меня восстановят в этом деле.
– Это маловероятно. Олег уверен, что смерти школьниц связаны с тобой.
– Поэтому Людовик больше от меня не услышит никаких предположений. – Я сказала слова на полном серьезе. – Пусть работает сам и сам же ищет убийцу.
– Ты злишься?
– На кого?
– На Людовика. – Марина пытливо посмотрела на меня.
– За что мне на него злиться?
– Сама посуди: вы с ним напарники. Сплоченная, местами нерушимая команда. За вашими плечами уже несколько распутанных дел. И всегда Людовик защищал тебя, не давая выставить свою напарницу, вечно попадающую в неприятности Яну Лаврецкую, в непристойном свете, а теперь… Теперь он отошёл на второй план и, когда тебе выдвинули негласное отстранение, Людовик за тебя не заступился, посчитав нужным постоять в стороне и попытаться расследовать это дело самостоятельно.
Я открыла рот и тут же закрыла его, обдумывая сказанное вслух мнение Марины. До этой поры, я особо не зацикливалась на своём отстранении, но после услышанного задумалась. Марина имела способность неплохо разбираться в поведении людей. Оно и понятно: вся ее семья по женской линии – психологи, неплохо понимающие и чувствующие пространственное состояние души собеседника. Однако, я повертела головой, выбрасывая факт нужности Людовика под своим плечом. Чтобы дальше не развивать данную тему, после которой мы непременно останемся при своих мнениях и, что не исключено, поругаемся, я вновь замолчала, позволяя Марине работать, используя своё рабочее время с умом. Сама же вернулась к воспоминаниям, которые с каждой полученной информацией о погибших школьницах вспыхивали в голове так ярко, будто я переживала уже прожитой мною этап жизни повторно, что казалось, крайне меня возмущало и казалось невозможным.