Интерлюдия 5
— Егорыч, опять дежурство с приключением да с добычей?
— Да уж, Михалыч, у меня иначе не бывает. Ну, обычных-то купчишек-рублишек было вдоволь. И диковинок тоже. Вот, Браминогад, например…
— Откуда такой?
— Человек земли индийской, с дудкой и гадами учеными, чтоб под эту дудку кривляться. Один сразу из корзины полез со мной знакомиться, шею раздул, язык высунул. Этот индиец его обратно в лукошко загнал, а все равно боязно.
— Ты гадов-то сосчитал ли? А то еще по ярмарке расползутся.
— Сам таких считай.
— Вот прибыль у человека — гадов казать. А что за дворянин был, без товара?
— Ктот Какоевич Импогнутов. Так и велел себя записать. Говорит, мой товар — надежда людская и веселье. Вынул карточную колоду да перекинул в пальцах, от пояса до плеча.
— Это веселье до кулаков и ножей доводит.
— А что с ним делать прикажешь? Преступления нет, дашь ему поворот — все равно пролезет, в твою смену. Так хоть рожу запомнил этого Импогнутова…
— Ну и красненькой разжился небось за то, что записал, пачпорта не потребовав. Что, и правда Импогнутов?
— Ну, или Инкогнутов — неважно. А чудней всех барыня была, что под вечер прикатила.
— Тоже Сильфида Гризельдовна?
— Нет, все чин по чину, вдова капитана гвардии Эмма Марковна Шторм. На шести груженых возах пожаловала.
— Ух ты, небось поместье выгребла до последней холстины.
— Не, если б так, ничего диковинного не было бы. Товар у нее странный. Холсты тоже были, только крашеные — таких и у французов не видел. Не будь она капитанша, да еще гвардейская, не пропустил бы, пока штуку, а то и две таких холстов не отдаст, Маше на сарафан. А так только облизнулся.
— Как же она, дворянка, торговать станет?
— От Никитиных, верно, не она сама, а ейный приказчик. Никитины — большой корабль, не нашим челнам у него на пути вертеться. Еще лампы у этой капитанши диковинные, на земляное масло. Если совсем лень не поборет, прогуляюсь, когда стемнеет, посмотрю, как горят эти лампы.
— Да уж, самому забавно. А еще чего?