— Да, Антон, выпусти этого парня… Мало-младшего.

— Как так? — не понял оперативник.

— Просто. Верни документы, телефон, все, что у него изъяли при задержании, и отпусти. Гукин приказал. Только прежде в телефон ему закладочку сделай.

— А разрешение суда?

— Перебьемся. Под мою ответственность.

— Хорошо. — Лемехов улыбнулся. — Все понял, мать. Не первый день на земле живу.

— Молодец, давай действуй.

Через сорок минут Антон Лемехов подозвал Диму к конторке.

— Значит, так, товарищ. Вот твои вещички, в целости и сохранности, вот протокольчик, подписывай. Мол, предупрежден и отпущен, и всего тебе доброго, до скорой встречи. Что помяли малость, извини. Сам понимаешь, служба.

— Понимаю. — Дима перечитал протокол, поставил подпись. Взял телефон, покрутил в руках. — Извините, но это не мой.

— Как не твой? — всполошился Лемехов. — Твой, натурально.

Не станешь же объяснять, что закладку уже сделали и переделывать теперь поздно.

— Да нет, — Дима покачал головой. — Похож только. Модель другая.

— Погоди. — Дежурный выложил на стол изъятые при задержании трубки. — Посмотри, который из этих?

— Этот… — Дима взял из кучи одну, пощелкал клавишами.

— Постой. По протоколу-то у тебя «Эрикссон» изъяли, а это «Филипс»…

— Черт! — Дима хлопнул себя ладонью по лбу. — Совсем из головы вылетело. Это же отцовская трубка. «Эрикссон», точно. Я к своей-то привык, у меня тоже «Филипс» и модель точно такая же, как эта… — Он бросил трубку на консоль. — Да, прошу прощения. Накладка.

— Ну вот видишь, — расплылся довольно Лемехов. — Из-за таких недоразумений и складывается негативное мнение о сотрудниках органов.

— Да нет, я же не в претензии. Все в порядке. Моя вина. Извините еще раз.

Дима сунул трубку в карман, вышел на улицу.