Ворон несколько секунд разглядывал инструмент, но не решался прикоснуться к лежащему у него на коленях выпуклому металлическому диску с ямками нот.

— Зачем ты здесь, иномирец?

— Храм безумного бога. Вы знаете, где он?

— Зачем тебе это проклятое место…? — Айрэ посмотрела на меня.

— Сайрис, — подсказал я, и теперь слово силы начало отображать для прабабушки над его головой имя.

— Так зачем тебе место, где спит зло, которое ты даже не в состоянии осмыслить, иномирец Сайрис? Наш мир не просто так запретил произносить даже имя Её.

— Это вас не касается, при всем уважении.

— Нет в тебе к нам уважения. Но душа твоя не совсем пропащая, человек.

— Вы знаете, где храм? — продолжил гнуть свою линию Сай.

— Кровь древних, — ответила вместо него Айрэсдарк. — Вот зачем тебе нужен Её храм.

— Даже если так, что с того? — ощетинился человек, но старая разведчица вновь его удивила:

— Ничего, воронёнок. Ты станешь тем, кем хочешь, и не в моей власти тебя останавливать. Я лишь хочу, чтобы вместе с тем ты понял, ЧТО рискуешь найти в проклятом храме вместе со своим шансом стать частью нашего мира.

— И вы уверены, что я там смогу разбудить это самое древнее зло?

— Я не знаю, иномирец. Я знаю лишь, что новый виток истории будет запущен очень скоро. Возможно, его причиной станешь ты, а возможно тот, кто придет в храм проклятого бога от имени Лиса, Кота или Змея.

— Кота? Разве тари не вымерли? — поразился я. Бабушка часто мне рассказывала о древних, да и я сам много читал о тех зверянах, что правили нашим миром в прошлые эпохи.

Айрэсдарк посмотрела на меня с осуждением, давая понять, чтобы я не вмешивался в разговор. Но продолжила тем же ровным голосом:

— Четверо из пяти посланников придут в храм бога-чудовища, чтобы возродить величие древних. Один будет любить только себя, другой придет, чтобы вернуть утраченную любовь, третий сделает свою любовь своим богом, и лишь четвертый будет помнить о чести. Но один из них предаст своих покровителей, и вновь откроет в наш мир путь великому древнему злу.

Айрэ снова взяла на себя ведущую роль в мелодии, придавая своим словам больше зловещего веса. Музыка опять сделалась тревожной, а за её усилившейся громкостью порой начинали теряться слова. Но смысл так передавался даже лучше, чем речью.

Или, я так думаю только потому, что сиин, и привык говорить сквозь мелодию с детства?

— Это что, пророчество? Вы типа ясновидящая? — Сайрис удивленно приподнял бровь.