– К нам пришел какой-то незнакомец и увел аль-Захру с собой, – соврала Ребекка. – Думаю, они поехали на север, в сторону Метеммы и Египта, но не могу быть уверенной. Назира не имеет к этому никакого отношения.

– А ты почему не поехала с ними?

– Вы мой господин и отец моего будущего сына, – тихо ответила Ребекка. – Я оставлю вас, только когда вы убьете меня или выбросите на улицу.

– Бейте эту старую шлюху! – взмахнул Осман в сторону Назиры, уже не думая о своем белокуром сыне с голубыми глазами.

Однако Ребекка напомнила ему о нем. Обхватив руками живот, она запричитала во весь голос:

– Я чувствую, как он бьется во мне, он встревожен! Если вы не отпустите эту несчастную женщину, которая для меня как мать родная, я не смогу выносить вам сына и благополучно родить его.

– Стоп! – закричал Осман, задохнувшись от ярости. Он был раздавлен, унижен и жаждал крови.

Выхватив из ножен меч, он бросился вперед. Назира зажмурила от ужаса глаза и втянула голову в плечи, но халиф изо всей силы ударил мечом по каменной колонне, высекая из нее сноп искр.

– Отправьте этих женщин в далекую мечеть в оазис Гедда! – взревел он. Это было самое отдаленное место в пустыне, где под пристальным надзором мулл коротали свои дни религиозные отшельники и ученики, посвятившие себя изучению священного Корана. – Если она родит мне дочь, убейте всех троих, а если родится мальчик, приведите обратно ко мне и проследите, чтобы они были живы и здоровы, в особенности мой сын.

Пять месяцев спустя Ребекка родила своего первенца, лежа на ковре в монашеской келье. Назира суетилась вокруг нее, а за дверями кельи в томительном ожидании стояли муллы мечети, почтительно склонив головы. Разрешившись от бремени, Ребекка приподнялась на локтях и посмотрела на сияющую от радости Назиру с младенцем на руках.

– Ну что? – выдохнула она. – Мальчик? Господи, пошли мне сына!

Назира заклохтала как старая курица и поднесла ребенка поближе к Ребекке.

– У тебя маленький жеребенок, – показала она на крохотный пенис. – Видишь, какой он упругий? Можно даже яйцо разбить о его кончик. Пусть теперь остерегаются все особы в платьях и юбках.

Муллы тоже обрадовались этому событию и в тот же день отправили послание в Омдурман, а через двадцать дней в мечеть явились двадцать самых верных аггагиров Османа Аталана, чтобы лично препроводить молодую мать и ребенка в священный город. А когда они подъехали к воротам дворца, халиф вышел им навстречу, сияя улыбкой. За прошедшие пять месяцев от его ярости не осталось и следа, но он все же сохранил присущую ему сдержанность, не допуская чрезмерной слабости, – стоял в воротах, положив руку на эфес меча, и самодовольно покачивал головой.

Аль-Нур спешился и взял у Ребекки младенца. Он был завернут в хлопчатобумажную ткань, а личико прикрывала тонкая вуаль, защищавшая от палящего солнца и уличной пыли.

– Всемогущий Аталан, принимайте своего сына!

Осман строго посмотрел на него.

– Я сам должен удостовериться в этом.

Он взял ребенка и положил его на левую руку, а правой развернул пеленки. Потом долго смотрел на крохотное существо с совершенно голой головой, на которой пробивались первые золотистые волоски. Его кожа напоминала верблюжье молоко с небольшой примесью кофе, а глаза походили на воды Бахр-эль-Азрака. Затем Осман распахнул нижнюю часть пеленок, и его суровое лицо мгновенно озарилось благодатной улыбкой.

Младенец, овеянный прохладным ветерком с реки, заерзал и выпустил тоненькую желтоватую струйку, пролившуюся на белоснежную джиббу всемогущего халифа.