— Да, мне уже говорили, — кивнул Артем. — Надо только все чистосердечно признать.

— Вот именно! — кивнул Александр Андреевич. — И объяснить, что у тебя не было злого умысла. Я тебя, по возможности, постараюсь поддержать. Наша позиция: это профессиональная ошибка. Звучит не очень приятно, зато избавляет от обвинений в злом умысле. После первого заседания гособвинитель ходатайствует об изменении меры пресечения, выйдешь под домашний арест. А потом получишь два года условно, и гуляй.

— Пап, ты тоже думаешь, что это я его довел? — спросил Артем.

— Я думаю, что тебе надо подписать признание, — ответил Александр Андреевич. — Не ради меня или себя. Ради Даши.

Помедлив, Артем кивнул.

…И вот началось заседание суда. Была продемонстрирована запись камеры наблюдения, на которой было хорошо видно, как Артем подталкивает Леонида к краю крыши. На это обстоятельство в первую очередь обратил внимание гособвинитель в ходе своего выступления.

— Сложно представить, чем руководствовался подсудимый, — сказал он в своей речи. — Возможно, личной неприязнью к своему клиенту, который, в отличие от психотерапевта с сомнительной репутацией, достиг в этой жизни всего, чего хотел. Думаю, запись исчерпывающе доказывает вину подсудимого. К сожалению, камера не пишет звук, но и без этого понятно, что инициатива выйти на крышу и подойти к краю принадлежала совсем не погибшему.

Когда прокурор закончил свою речь, Артем спросил:

— А где запись падения?

— К сожалению, та часть крыши, где жертва находилась в момент окончательного принятия решения, находится вне зоны обзора камер. Но это не важно, учитывая, что обвинение состоит в доведении до самоубийства, а не в том, что подсудимый своими руками столкнул жертву.

— У вас все? — спросил судья.

— Ваша честь, я бы хотел ходатайствовать о привлечении эксперта в области психологии, чтобы он объяснил суду, в чем состоял так называемый метод подсудимого, — сказал прокурор.

— Ходатайство удовлетворено, — ответил судья. — Где ваш эксперт?

Александр Андреевич встал за кафедру.

— С моей точки зрения, никакой уникальной терапии, собственно, не существует, — сказал он. — Да, Артем Стрелецкий действительно был уверен, что его так называемый «метод» может помочь пациентам. И иногда его действия давали некий временный эффект. Но сегодня мы разбираем случай, который стал ярким примером профессиональной ошибки.

В этот момент Артем встретился глазами с Дашей. И медленно покачал головой из стороны в сторону, посылая ей послание: «Это не так».

— Люди, столкнувшиеся со сложными жизненными ситуациями, хотят только одного — решения своей проблемы, — продолжал между тем Александр Андреевич. — И как можно быстрее. Но за один сеанс решить глубинные проблемы невозможно. Как невозможно существенно повлиять на психику человека, склонного к суициду. То, что сделал подсудимый — ошибка, основанная на вере в уникальность собственного метода. Артем считал, что, оказавшись на краю крыши, пациент сможет посмотреть на свою проблему со стороны. Он не учел, что состояние пациента может заставить его слишком прямо воспринять информацию. И косвенно повлиять на решение покончить с собой.

— Объясните, пожалуйста, суду, — попросил судья, — что, собственно, происходит во время сеанса?

— Как правило, клиент вводится в максимально некомфортное для него состояние, в котором фобии проявляются наиболее активно. Пережив таким образом тяжелый стресс, клиент становится подвержен внушению. После чего специалист внушает ему, что проблемы больше не существует, получает гонорар и удаляется.

Артем слушал это «мнение эксперта» с нарастающим чувством возмущения. Какая же ложь, какая откровенная ложь! Метод Артема состоял в прямо противоположном действии — не во внушении, а в разъяснении клиенту его проблемы. И отец это знал. Конечно, все эти рассуждения отца можно было списать на ситуацию с судом. Однако Артема не покидало ощущение, что Александр Андреевич испытывает удовольствие, публично унижая сына и его работу.