Книги

Тридцать монет на сундук Мертвеца и тринадцать зомби в придачу

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ненавижу тебя, — прошептала я. — Ненавижу…

Я очень хотела спросить его, почему на него проклятие действует по-другому. Он тоже видит всех мертвецами. Но он явно не унывает. Не «грешит». А значит…

А что это значит.

Плевать! Я больше не разговариваю с этим гадом. Пока не освобожусь.

И тут я поняла, что совершенно зря тут рыдаю. У меня же зомби есть! Я же их еще не закопала! Ну держись, паразит… сейчас я заставлю тебя заплатить за все!

А особенно за то, что мне сейчас так унизительно больно от того, что поцелуй был просто уловкой.

Как бы мне отдать приказ своим слугам, чтобы Даг не заметил? Он так и продолжал стирать слезы с моих щек, глядя на меня с сочувствием.

— С чего ты взял, что меня опять ведут монеты? — спросила я, чтобы хоть что-нибудь спросить.

Он вздохнул, а потом невесело улыбнулся.

— Ты опять собиралась выйти на улицу босиком, — ответил он. — Кажется, монеты не знают, что нормальные люди перед тем, как отправиться на кладбище зимой сначала все-таки обуваются.

Я ошалело опустила взгляд. Падший меня разорви, а ведь Даг был прав! Я опять чуть не отморозила себе ноги!

Но он не прав кое в чем другом. Дело не в том, что монеты «не обуваются». Их главная задача — погружать меня в бездну уныния. Совершенно уверенная, что я освободилась от проклятия, я бы избавилась от слуг, а потом обнаружила, что не обулась.

И поняла бы, что от проклятия мне не избавиться. Вряд ли это прибывило бы мне хорошего настроения и желания жить.

Вздохнув, я смирилась с судьбой.

— Отпусти меня, — попросила я у Дага. — Обещаю, что не буду делать глупости.

Он щелкнул пальцами, и цепи исчезли. Ремни тоже.

— Глупости ты будешь делать только вместе со мной, — заявил он, помогая мне встать с дивана. — Иди обувайся.

— А потом? — спросила я.

— А потом мы выполним твое желание. Закопаем твоих слуг обратно. Только для этого все-таки возьмем с собой лопату. С ней будет удобнее, ты со мной согласна?

— Согласна, — хихикнула я и отправилась натягивать сапожки. Обида на Дага пусть и не исчезла целиком (мог бы и другим каким-нибудь способом меня остановить!), но стала несущественной.