Связь между Маргаритой и Муссолини из плотского влечения переросла в настоящую любовь, а социальные и психологические барьеры, которые их разделяли до войны, исчезли. Муссолини боролся за ту новую Италию, за которую погиб сын Маргариты. Сестра Муссолини Эдвиге, приехавшая в Милан на торжества по случаю победы, сразу же заметила, что брат влюблен. Он излучал спокойное счастье. И много лет спустя, прочтя оставленные ей на сохранение его дневники, она написала в своих мемуарах: «Мой брат Бенито был влюблен в писательницу и журналистку Маргариту Ц.». Из этих же дневников выяснилось, что Муссолини называл Маргариту «Вела» (парус). «Какие прекрасные образы моря, неба и приключений отражались в этом имени! — писала Эдвиге Муссолини. — (…) Любовь Бенито к этой женщине была очень глубокой (…) она изменила психологический и эмоциональный склад его характера. Ракеле чутьем поняла, что в Маргарите Ц. для нее таится особая опасность, и, возможно, ненавидела ее больше всех других женщин, которые мешали ей»[137].
Маргарита сказала Аде, что политическая прозорливость Муссолини в сочетании с ее, Маргаритиной, эрудицией, богатством и положением в обществе делают их непобедимой парой. Когда они не могли видеться, они обменивались письмами. Стоило Муссолини уехать из Милана на несколько дней, как Маргарита начинала скучать. Когда она снова повредила колено и была прикована к постели, Муссолини послал ей записку. «Уверен, вы скоро поправитесь (…) я приду к вам, и мы будем долго-долго болтать о всякой всячине»[138].
Маргарита держала его в курсе всего, что происходит в городе и особенно — в «Иль пополо д’Италия». Она вернулась к журналистской работе, в ее обязанности входили и переводы, ей приходилось регулярно бывать в редакции. Там ее сразу невзлюбили за привилегированное положение.
Маргарита радовалась тому, что проводит с Муссолини весь рабочий день. Редакция «Иль пополо д’Италия» размещалась в четырех комнатках на втором этаже заброшенного дома в старой части Милана. Вход был через грязный двор. В редакции все время толклись люди. Свой тесный кабинет Муссолини ласково называл «клетушкой». Там стоял книжный шкаф, а на столе — такая редкость, как телефон, рядом — чернильница, и возле нее лежало несколько ручных гранат и пистолет. Видимо, Муссолини не забыл, как у них с Маргаритой ничего не нашлось для самообороны, кроме ножниц. На стене висело черное знамя, подаренное «смельчаками». Пол в кабинете был усеян газетами — итальянскими, французскими, немецкими, испанскими, английскими и американскими.
Устав от работы, Муссолини вызывал к себе в кабинет Маргариту с сотрудниками и начинались беседы на злобу дня. «Мы, члены редакции, — писала Маргарита, — жили в атмосфере богемного братства (…)»[139]. Но особое обаяние Муссолини чувствовал в беседах, которые велись по вечерам в кафе между Маргаритиными друзьями — писателями, художниками, философами. В этих беседах, как написала Маргарита, «рождались самые невероятные идеи и планы на будущее». По воспоминаниям Маргариты, Муссолини обладал редкостной способностью хватать на лету новые веяния. Достаточно было высказать ту или иную мысль, чтобы уже через несколько дней Муссолини с ней освоился как со своей. Маргарита давала Муссолини книги по древней истории и современной литературе, водила по музеям.
Как она была счастлива! Так счастлива, что все это видели. И Чезаре? Об этом Маргарита думала все меньше и меньше, хотя по-прежнему соблюдала приличия. На вопрос Ады, почему они с Муссолини никогда не проводят вместе всю ночь, Маргарита отшутилась: «Он носит ночную рубашку и боится, что я его засмею».
Историю их отношений Маргарита описала в стихотворении:
А Муссолини написал Маргарите о своей любви в прозе: «Сегодня ночью, прежде чем вы уснете, подумайте о своем самом преданном дикаре, который (…) с головы до ног — весь ваш. Дайте мне каплю крови с ваших губ (…) Любовь моя, мои мысли и мое сердце с вами (…) Я очень люблю вас, больше, чем вам кажется. Целую вас крепко и обнимаю с безумной нежностью. Ваш Бенито»[140].
11
Октябрьская революция в России сильно подействовала на Муссолини. А тут еще и революция в Германии восемнадцатого года, и отречение кайзера. Все это давало ему основания полагать, что и в Италии революция увенчается успехом. Муссолини отправился в Берлин набраться опыта. Толпы ликующих солдат и матросов, взявших власть в свои руки, собрали конгресс рабочих и матросских советов. Муссолини был в восторге, но, к его глубокому сожалению, через сутки пришлось вернуться в Милан из-за тяжелого гриппа, который косил людей по всей Европе и который прозвали «испанкой». Не успел он оправиться, как тем же гриппом заболела Маргарита. Муссолини очень волновался за нее, звонил, посылал записки. Она болела тяжело и долго.
С одной стороны, ни Маргарита, ни Муссолини в душе не расстались со своими социалистическими идеалами. С другой стороны, для них теперь главной целью стало светлое будущее не всего человечества, а их родной Италии, за которую сражался Муссолини и погиб сын Маргариты. Однако в отличие от Муссолини, которому марксистка Балабанова внушала много лет подряд, что главный враг пролетариата — буржуазия, Маргарита хорошо знала, что это не совсем так, и ее социализм легко уживался с национализмом. Она создала себе новый идеал, подогнав под него новую идеологию, и с упорством, которому позавидовала бы сама Балабанова, внушала этот идеал Муссолини.
Один литератор, который был вхож в Маргаритин салон, очень верно подметил, что «еврейка-журналистка, которая была социалисткой, выросшей в буржуазной семье (…), не только ввела Муссолини, сына кузнеца, в высшее общество, но и (…) помогла ему смешать социалистическо-националистический коктейль, которым он — скорее жуликоватый бармен, нежели честный пьяница — позднее споил (…) свой народ»[141].
Средний класс и ветеранов войны в этом «коктейле» привлекал национализм, а рабочих и крестьян — социализм. Вот почему к Муссолини потянулось много людей и у него оказалось много сторонников.
Для призывов социалистов к революции по русскому образцу была благодатная почва: в Италии царила послевоенная разруха, безработица, инфляция, и в феврале 1919 года в Милане социалистическая партия провела огромную демонстрацию. Десятки тысяч людей прошли маршем по центру города, распевая партийный гимн «Бандьера росса»[142] и крича до хрипоты: «Вива Ленин!» Маргарита и Муссолини наблюдали этот марш содрогаясь.
Среди безработных ветеранов прошел слух, будто в редакции «Иль пополо д’Италия» их тепло встречают и, что гораздо важнее, дают несколько лир. А так как у Муссолини лишних денег не было, эта благотворительность, надо полагать, делалась на Маргаритины деньги. Маргарита же и убедила Муссолини создать из ветеранов новое движение, целью которого будет возрождение Италии.
— Вот кто составит ядро этого движения, — показала Маргарита на черное знамя, подаренное «смельчаками».
«Смельчаки» откликнулись на призыв Муссолини. Он набрал из них охранников редакции, пообещав вскоре дать им настоящую работу.
Воскресный день 23 марта того же 1919 года выдался солнечным, пахло весной. В арендованном зале старого дворца в десяти минутах ходьбы от редакции «Иль пополо д’Италия» Муссолини собрал своих сторонников, чтобы объявить о создании нового движения. Пришло около двухсот человек, включая Маргариту и еще двух женщин. Кого там только не было! Ветераны войны, рабочие, художники, поэты-футуристы во главе с Маринетти, националисты, социалисты. Муссолини встретили аплодисментами. Опытный оратор, он выдержал паузу и осмотрел зал:
— Друзья, товарищи по оружию, патриоты Италии! Возрожденная Италия должна снова стать империей. В борьбе за достижение этой цели нельзя полагаться ни на прогнивший итальянский социализм, ни на азиатский ленинский большевизм. Ни тот, ни другой не вернут Италии ее национальное величие. Только нам с вами это под силу. Мы должны добиться победы на ближайших парламентских выборах. Для этого мы будем сражаться с нашими внутренними врагами так же беспощадно, как сражались на фронте с врагами внешними. Всякие недоноски-демократы хотят знать, какая у нас программа. Пожалуйста! Переломать им кости. И чем скорее, тем лучше.
Овации перешли в скандирование «Мус-со-ли-ни!», «Мус-со-ли-ни!». Маргарита чувствовала, как у нее мурашки бегут по коже, и не заметила, как сама начала скандировать вместе с залом. Через несколько минут из многоголосого грохота вынырнуло короткое и звонкое, как щелчок кнута, «Ду-че!». Уперев руки в бока и победно выпятив нижнюю губу, Муссолини благосклонно принял свой самый высокий титул, который вскоре заменил ему фамилию, и вся Италия стала называть его только «Дуче».