Когда Вандервельде рассказал Маргарите об этом разговоре, она не поверила своим ушам: прожив несколько десятилетий в эмиграции, Анна Кулишова называла Россию «своей». И если Кулишова все еще — патриотка России, то как же она, Маргарита, может не быть патриоткой Италии?!

Потом оказалось, что не только Кулишова патриотка России, но и Анжелика Балабанова. В 1917 году она вернулась на родину и вступила в большевистскую партию. Ее «Письма из России» вдохновили «Аванти!», взявшую проленинский курс.

В 1918 году Балабанова стала заместителем наркома иностранных дел Украины, затем короткое время сама занимала этот пост. Но пяти лет, прожитых в большевистской России, Балабановой хватило, чтобы понять, куда ведет ленинский курс, и в 1922 году она вторично эмигрировала в Стокгольм, оттуда уехала в Вену, потом — в Париж, где стала главным редактором «Аванти!», запрещенной к тому времени в самой Италии. А в 1936 году эмигрировала в США, где написала несколько книг воспоминаний. Только в 1948 году она вернулась в Италию и скончалась в 1965 году в возрасте восьмидесяти восьми лет.

Маргарита в своих мемуарах описала, как Балабанова оказалась в России. «Вместе с Лениным и Троцким она вошла в группу ссыльных русских революционеров, которые возвращались через Германию специальным поездом, предоставленным им самим кайзером Вильгельмом[120] (…) Анжелика снова стала знаменитостью (…) Но в один прекрасный день (…) ее саму сочли „опасной контрреволюционеркой“ — мы все контрреволюционеры для кого-то — и выслали из России. Бедная Анжелика! За несколько дней до того, как она вторично пересекла границу, в Россию приехал посол итальянского королевства, которого назначил Бенито Муссолини. Если этот удар не убил ее, она, должно быть, все еще корчится от ярости»[121].

Что касается приведенных Маргаритой сведений, они не совсем точны: из России Балабанову не высылали — она эмигрировала. Нельзя утверждать и то, что Балабанова возвращалась с Лениным и Троцким в одном поезде. Во — первых, это был не поезд, а знаменитый «запломбированный вагон». Во-вторых, хотя даты совпадают, в списке пассажиров фамилия Балабановой не значится. Правда, известно, что некоторые пассажиры подписались псевдонимами.

Когда Италия вступила в войну, Муссолини исполнилось тридцать два года. Для боевых частей он был стар, а Министерство обороны не торопилось мобилизовывать в армию агитатора-социалиста. Но закон о всеобщей мобилизации даже Министерство обороны не могло обойти, и Муссолини все-таки призвали. Он попал в пехоту.

А пятидесятидвухлетний Габриэль Д’Аннунцио пошел на войну добровольцем и вскоре прославился в самых опасных военных операциях. Вначале он служил в кавалерии, потом — на флоте и наконец стал военным летчиком.

В Министерстве обороны поняли, что для них Д’Аннунцио — просто находка: его подвиги привлекают новых добровольцев. Под огнем австрийских зениток Д’Аннунцио разбросал над Тренто и Триестом завернутые в итальянские флаги листовки с призывом к итальянским жителям этих городов «держаться и ждать освобождения».

Австрийцы назначили за голову Д’Аннунцио вознаграждение в 20 000 крон.

В ответ Д’Аннунцио сбросил на австрийские корабли бутылки с издевательским посланием к правительству Австрии, а на Вену — листовки, которые заканчивались словами «Вива Италия!».

К концу войны Д’Аннунцио был трижды повышен в чине и получил множество военных наград от итальянского правительства, включая самую высшую — золотую медаль за воинскую доблесть.

В отличие от Д’Аннунцио Муссолини был, по мнению Балабановой, трусом. О нем рассказывали, что он падает в обморок от одного запаха нашатырного спирта. А разругавшийся с Муссолини бывший административный директор «Аванти!» назвал его «зайцем», которого люди, не знакомые с ним, принимают за льва.

Однако те, кто служили с Муссолини в одном взводе, не могли сказать о нем ничего плохого. Он был таким же солдатом, как и все, даже лучше других и вскоре получил чин капрала.

В армии Муссолини заболел тифом, его эвакуировали в госпиталь, и как раз в это время туда нанес визит король Витторио Эммануэль. Это была первая встреча Муссолини с королем, которого он в свое время назвал «бесполезным гражданином». Король не подошел близко к койке капрала Муссолини, а спросил издали, как тот себя чувствует. Муссолини так растерялся от присутствия коронованной особы, что промямлил что-то неразборчивое.

Через две недели Муссолини перевезли в военный санаторий неподалеку от Милана, и к нему сразу же примчалась Маргарита. При виде Муссолини она невольно отшатнулась. Как он высох, почернел, и какой ужасный запах от него идет. Маргарита поспешила домой за чистым бельем и за продуктами. Через несколько часов она уже сидела рядом с койкой своего вымытого военного героя и слушала многословные описания сражений, траншей, заката над полем боя, солдатского братства. На деньги Маргариты за героем был хороший уход, и он ни в чем не нуждался. Муссолини жадно читал «Иль пополо д’Италия» и обсуждал с Маргаритой положение на фронте. От его отпуска по болезни оставались считанные дни, и Маргарита с ужасом думала, что Муссолини вот-вот вернется на фронт.

В санаторий к Муссолини приехала и Ракеле. На руках она держала второго ребенка, который родился после ухода Муссолини на фронт и которого он назвал в честь будущей победы Витторио. Крестить сына Муссолини запретил.

Вскоре объявилась одна из любовниц Муссолини Ида Дальцер. Она тоже родила ему сына и назвала его Бенито. Ида требовала, чтобы Муссолини на ней женился. Муссолини оказался в довольно странном положении холостяка, у которого есть две семьи. Маргарита быстро оценила положение и поняла, что невежественная Ракеле для нее — не соперница. Ида Дальцер куда как опаснее. Поэтому Маргарита тут же объяснила Муссолини, что, если с ним, не дай Бог, что-нибудь случится на фронте, несчастная Ракеле останется без гроша с двумя детьми. «Ракеле, — сказала Маргарита, — хорошая жена и мать (подумать только, она уговаривает своего возлюбленного жениться на другой!). А эта истеричка Дальцер может сделать что угодно — спалить весь дом, даже наложить на себя руки, если он на ней женится».

— А на свадьбу придете? — подмигнул Муссолини.

— Ну, Бенито, — покраснела Маргарита, — это уж слишком даже для шутки.

И Муссолини, преодолев свои социалистические убеждения, вступил с Ракеле в законный брак. Узнав, что Муссолини уже женат, Ида Дальцер подала прошение в суд, чтобы признали его отцовство. Она заявила под присягой, что два года состояла в супружеских отношениях с Бенито Муссолини, от которого и родила сына. Над головой Муссолини нависла гроза, но верная Маргарита пришла на помощь, оплатив услуги адвоката, который добился компромисса. Ида отказалась от претензий стать синьорой Муссолини, а Муссолини согласился ежемесячно платить по двести лир алиментов на сына, которого признал. Иду Дальцер не без участия Муссолини признали сумасшедшей и поместили в психиатрическую клинику, где она и умерла в 1935 году. Семь лет спустя умер и ее сын Бенито.