– Дай сюда!

Я повиновался. Она залихватски сорвала крышку с квадратной бутылки и сделала большой глоток.

– Ты не мог выбрать что-нибудь поприличней, чем это дерьмо? – поморщившись, процедила она и закурила сигарету. Я молча наблюдал за этой комедией.

– Хорошо, – вздохнула она, не дождавшись ответа, – вот это мой дом. Сейчас заходим, быстро допиваем ликер, ты забираешь свою херову коробку, и чтоб духу твоего больше не было, ясно?!

– Договорились, – улыбнулся я. – А можно, я прямо сейчас уйду?

– Только попробуй… Вдруг я вырублюсь прямо тут, на улице?

Мы миновали охрану и поднялись на самый верх, так высоко, что пока ехали в лифте, успели высосать добрую половину бутылки. Эля, кажется, уже с трудом держалась на ногах. Я пока что чувствовал себя полным сил – все-таки разница в массе, приходящейся на объем выпитого, у нас была более чем ощутимой. Моя спутница долго пыталась попасть ключом в дверь, а когда я попытался ей помочь, яростно оттолкнула меня плечом. Наконец, мы очутились в квартире, и я с интересом огляделся.

Все было дорого-богато, но, на удивление, прилично, без лишней безвкусицы. В большой холл выходили несколько дверей, и Эля, не дав мне даже разуться, втолкнула меня в одну из них. Функционально это было, по-видимому, нечто среднее между спальней и будуаром, но размерами и видом больше напоминало модный спортзал: панорамное окно во всю стену, множество зеркал, а из мебели только необъятная кровать да туалетный столик, приткнувшийся в углу. Эльза зажгла крохотный ночник, а потом, чертыхаясь, опустилась на четвереньки и стала чиркать спичками, зажигая расставленные вдоль стен толстые свечи.

– Только переехали сюда, – почти виновато пояснила она, показывая на голый крюк в потолке. – Еще даже люстры нет… Ты тут сиди, а я сейчас. Не могу больше в этой сбруе, натерло все… – она обеими руками обхватила себя за лиф. – Не скучай, амиго.

Эля вышла, неплотно закрыв дверь, так что я слышал, как она шумит водой в ванной. Я посмотрел по сторонам в поисках предмета, на который можно было присесть, но ничего не нашел – на эту роль подходили лишь кровать, гордо расположившаяся в самом центре комнаты, да неказистая табуретка, погребенная под ворохом женских шмоток. И вместо того, чтобы использовать последний возможный момент и смыться по-английски, я стянул ботинки, бросил плащ в угол и устроился на кровати. Сидеть на мягком было неудобно, и я позволил себе, после некоторого колебания, прилечь – отчетливо осознавая, что этим простым движением перечеркиваю десять лет беспорочной семейной жизни.

Когда заметно посвежевшая Эльза вернулась, на ней была только веселенькая маечка с зайчиками, еле прикрывающая ягодицы. Она вынула из волос заколки и смыла весь свой сложный многослойный макияж, и это удивительным образом ее преобразило: она словно сменила броню лакированного глянца на домашнюю розовую женственность. Несерьезное одеяние в сочетании с чрезмерной худобой делали Элю похожей на угловатого, трогательного подростка. Впрочем, в голове у нее осталось все по-прежнему:

– Ты совсем сдурел, что ли – в грязных штанах на чистую постель?! – возмущенно завопила она, хватаясь руками за мой ремень и пытаясь стащить меня с кровати. Я лениво отбивался. В конце концов, звонко отлетела пуговица, и Эля с размаху села мне на ноги, сжимая скомканные брюки.

– Эльза, – осуждающе сказал я, опустив взор на свои бледные колени, – побойся Бога.

– А чего такого?

– Ты же портишь мои вещи. Сначала плащ, теперь это…

– Что, не нравится? – она швырнула брюки на пол и стала стаскивать с меня рубашку. Я торопливо пытался сберечь пуговицы хотя бы здесь. Справившись с этим непростым заданием, Эля приподнялась и грациозным движением толкнула меня жесткой ступней в лоб, а когда я, не удержавшись, упал назад, взгромоздилась мне на грудь. Стало ясно, что под маечкой на ней нет вообще ничего – ни сверху, ни снизу.

– Ничего, что я одета по-домашнему? – ухмыльнулась она, кладя мои ладони себе на живот. – Знаешь, всю жизнь ненавижу эти дурацкие платья.

Она запрокинула голову назад и подняла мои руки выше. Элино тело было не по-девичьи твердым, мускулистым, почти каменным, без капли этих легкомысленных женских припухлостей и тряских складок. Помнится когда-то, на излете наших прежних отношений, я пресыщенно полагал ее фигуру слишком скучной в этом геометрическом совершенстве, мне недоставало нежных выпуклостей и тайных впадинок, которые можно было бы бесконечно исследовать, зарываясь в них лицом – и вот сейчас, вновь увидев ее обнаженной спустя столько лет, я ощутил короткий прилив того же разочарования. Но вслух, я, конечно же, заученно сказал:

– Я и представить не мог, как по тебе соскучился.

– Хватит болтать, – она шлепнула меня по лбу холодными пальцами. – И займись, наконец делом. Только не думай, что я тебе все позволю. Я хочу, чтобы было по-моему…