– Гм… и да, и нет. Ни вам, ни, впрочем, всему остальному миру ничто не мешает хотя бы в душе быть монахом-воином или монахом-целителем, да кем угодно.

– А вообще, если в этом необходимость, быть прежде всего монахом? – спросил Марк, начиная уставать от святотатских заумствований.

– Знаете, – прервался его собеседник, – мне сейчас пора на службу. Ну а если вы пожелаете поддержать наше общение, то обязательно приходите в монастырь. Часы открытия у нас с девяти, и я могу дать вам пару добрых житейских советов. Только прошу вас, свое оружие оставьте, пожалуйста, дома в следующий раз.

Марк тут же бросил взгляд в то место, где под его плечом висел пистолет. Странно, но вроде ничто не выдавало его наличие под кожаной курткой.

– Спасибо, конечно, вы очень добры, – поблагодарил Марк, по-светски улыбнувшись и, к своей неожиданности, осознав себя пойманным. – Я когда-нибудь к вам зайду. Все-таки здесь редко удается поговорить с человеком по-английски, – добавил он.

– Тогда до свидания!

– До свидания!

Монах уже начал уходить и на удалении в пару десятков шагов, вдруг обернувшись, прокричал Марку:

– Не считайте ваше появление здесь как что-то случайное, – случайностей не бывает! До встречи!

***

Дорога обратно была легкой и приятной, фляжка с алкоголем быстро опустела, а сигареты шли одна за другой. Сегодня, впрочем, как и всегда в последнее время, его ждал отель, обед, телевизор, кровать, алкоголь и провал в сон.

На следующее утро Марк не пошел по тому же пути, а будучи воодушевленным вчерашними открытиями, задумал изведать границы неизведанного уже в других направлениях. Несмотря на то, что городок был весьма скромным по меркам страны, его пересекало множество дорог и тропинок. А это было важным условием для удержания какого-никакого, но интереса к окружающему миру. Главное было напиваться поменьше, а идти чуть дальше. Марк согласился следовать маршрутами, выбирая их по часовой стрелке, и каждый день все ближе и ближе к той, что вела до монастыря.

Алкоголь день за днем шел почему-то все хуже и хуже. Желудок по какой-то нелепой причине иногда взбрыкивал и всерьез отказывался с ним дружить. Пара глотков, и вчерашний ужин становился пустой тратой денег. Небольшая передышка, и только тогда организм вновь позволял топить свое горе. Потому Марк серьезно уменьшил вливания, и от этого его жизнь становилась все более трезвой и угрожающе болезненной.

Ужасно огорчала эта навязанная потребность сражаться с назойливыми врагами в своей голове. Всюду и везде бороться со своими мыслями, теперь живьем пережевывающими его мозг стальными жвалами. И с каждым днем было все труднее и труднее терпеть и справляться с этим. Марк живо представлял огромных мерзостных личинок майского жука в своей голове, не дававших ему покоя. От которых хотелось просто упасть на землю и кататься по ней, колотить себя по черепу, пока не прекратится их мерзостное шевеление, пока они не перестанут скрипеть своими челюстями.

***

Очередной раз дорога вела через поля куда-то в никуда. Одно поле, затем другое. Поле с высокой растительностью. Поле с едва проклюнувшими ростками. Вообще черное поле, с редко точащими из-под земли сорняками. Далее лесополоса, ограничивающая вид впереди, и сразу за ней взору открывалось что-то новое, неизведанное, опять какое-то поле. Скучновато, наконец заключил Марк.

По дороге часто попадались животные, разбавляя великую скуку. Чаще всего птицы, названия которых он не знал. Они, обычно, бежали на два шага впереди, изображая беспомощную раненую жертву, и в один прекрасный миг уверенно взмывали ввысь. И так, каждый раз оставляя его в одиночестве, они чирикали на прощанье что-то оскорбительное на своем птичьем языке. Сама ты такая, отзывался Марк неблагодарному попутчику. Среди живности, кроме того, встречались и маленькие лисички с огромными ушами, полевые грызуны и мелкие шуршащие ящерки.

Иногда вдоль дороги вырастали невысокие холмы, которые местные называли курганами. Так было здорово взобраться на такой, окинуть взглядом окружающий мир и закурить. В лучах восходящего солнца вид был просто фантастический. Марку в первый раз в жизни удалось наткнуться на заливные рисовые поля. Вода в них идеально спокойная, ровная, как могильная плита, своей плоской гранью отражала солнечные лучи, подобно гранитному надгробью.

Наиболее полно раскрывалась красота таких мест в те минуты, когда солнце еще только пересекало горизонт, а на небосводе плыли обрывки облаков, отражаясь в режущей взгляд глади. Бамбуковые рощицы, этакие необитаемые островки, тут и там выстреливали из водного царства, уходящего далеко за горизонт. Именно на таких возвышенностях мир казался по-настоящему большим, просторным, чем там, на плоской земле, где часто не видно дальше своего носа. Только в таком живописном месте стоит сделать свое самое важное дело.

Смерть должна предстать настоящим произведением искусства, достойным царственных персон и великих героев. И как же тут обойтись без отпечатка празднества и неутолимой печали. Она будет величайшим освобождением, вечным сном без сновидений, самой вожделенной формой бесконечного безмыслия и вечной пустоты, рассуждал Марк.