Едва майор хлопает крышкой багажника, как из дома выходит Ринат. Я его узнаю, лишь потому что недавно видела на фотографии. Тот же высокий, подтянутый брюнет с огнем в карих глазах и горячей кровью. В темной майке поверх мускулистого тела и джинсах. Бегло взглянув на меня, изгибает губы в насмешке и протягивает майору стопочку паспортов, среди которых я вижу и свой — узнаю по обложке с единорогом.
— Оперативненько, — хмыкает тот, листая паспорта. — Громов, Громова, Громова, Громов, Беркутов… — делает паузу, посмотрев Ринату в глаза. — Вольская.
— Беркутов? — уточняю у Антона, решив, что мне послышалось.
— Вольская? — спрашивает у меня Лев Евгеньевич.
— Да. — Киваю ему. — По маме. — И снова смотрю на Антона. — Ринат что, Беркутов?
— Угум, — мычит он, играя желваками на своем суровом лице. — Они с майором братья.
Так вот в чем выгода Льва Евгеньевича от усыновления Рината. Через него ему проще манипулировать силовыми структурами. Партнеры лишний раз не рискнут надуть. Чинуши доверятся безоговорочно. Этот человек опаснее и коварнее, чем я думала. Любовь и преданность для него ограничиваются рамками его криминальной компании. За ее пределами нет ничего, кроме выгоды и корысти. Анализируя эти новости, невольно предполагаю, что Лев Евгеньевич может стоять за гибелью своего водителя. У него каждый шаг просчитан. Даже если лично не стрелял, то подставил.
Поймав на себе пристальный взгляд Льва Евгеньевича, не замечаю, как жмусь к Антону. Подсознательно ищу в нем защиту или хотя бы ширму — спрятаться.
Майор что-то помечает в своих бумагах и возвращает паспорта Ринату.
— Апчхи! — подытоживаю я его визит. — Простите, — шмыгаю носом, ладошкой потерев его кончик.
— Будьте здоровы, Катерина, — Беркутов единственный, кому мое здоровье тут не безразлично. — Кстати, я вам звонил. Абонент недоступен.
— Мобила оказалась бракованной, — отвечает Антон. — На диагностике. А почему вы вообще звоните моей невесте, майор?
— Так по делу. О ее ложном вызове. Было бы неплохо в участок прийти, кое-какие бумаги подписать, с предписанием ознакомиться.
— Мы заедем, как будет время. Прощайте! — Громов разворачивает меня к крыльцу и толкает в дом.
Предусмотрительный парень. Вдруг я еще что-нибудь ляпну.
От усталости чуть ли не на четвереньках вползаю вверх по лестнице, а когда заваливаюсь в перевернутую вверх дном комнату, интересуюсь своей дальнейшей участью:
— Что ты со мной сделаешь?
Странно, но голос больше не дрожит. То ли я окончательно перестала бояться, то ли мне уже все равно, что со мной будет.
— Суки! — матерится Антон, пиная разбросанные вещи. — Разувайся. Греть тебя буду. И мыть, — добавляет с брезгливостью.
— Меня не надо мыть. Я не ребенок. Апчхи!