Бултыхая, подносит ко мне и протягивает.                                

— Выпей.

— Что это?

— Не слабительное, — отвечает, взяв меня за запястье и силой сунув стакан в ладонь. Отнимает у меня сумку с вещами сестры и швыряет их на софу. — Обычный пустырник. Пей и ложись спать. — Кивком указывает на кровать.

Сам вынимает мобильник из кармана брюк и набирает Генриха.

— Какие новости? — спрашивает, вернувшись к шкафу и занявшись выбором чистой одежды для себя. — На Беркута намеки есть?

Я бдительно слежу за ним, но пустырником не пренебрегаю. Осушаю стакан несколькими глотками и, сжав примерзшими к нему пальцами, поглядываю на свою сумку.

— Инессе доброго утра пожелал? — Громов берет одежду и уходит в душевую. Не закрываясь, начинает раздеваться. — Пусть Демид подтянет парней и выдраит там все… Ты о Ринатовской зазнобе что-нибудь выяснил?.. Даже так? Директор по маркетингу?.. Его нет дома. Алика говорит, он взял с собой кольцо…

Не знаю, что за психозы в этой семье из-за колец, но наверное, и не хочу знать. Сняв туфли, тихонько прокрадываюсь к софе, оставляю стакан на столе и беру свою сумку.

— Думаешь, он решил скоротать время и сам рванул в Лондон? Да, черт подери, меня это заботит! — срывается он. — Не мне тебе разжевывать, чем это чревато для меня! Я скоро приеду. Подготовь того ушлепка к мужскому разговору.

Слышу, как звякает пряжка ремня. Через минуту Громов уже появляется передо мной в джинсах и футболке, облегающей каждый его мускул. Его волосы небрежно взъерошены, в глазах усталость. Отыскав меня взглядом, смотрит на сумку, с которой я обнимаюсь, и усмехается.

— Я сейчас уеду. А ты, Рина, постарайся поспать. Здесь ты в безопасности. Дом под круглосуточной охраной и видеонаблюдением. Захочешь поесть, спустишься на кухню, попросишь домработницу накормить тебя. Вопросов тебе задавать не будут. Если Алика, Ринат или родители вернутся раньше, не вздумай с ними трепаться и рассказывать, кто ты.

— Просто молчать? — недоумеваю я, не представляя, как можно игнорировать вопросы хозяев о том, что за девица торчит у них дома.

Громов подходит ко мне, опять заставляя сжаться. Парень, представляющий собой огненную смесь хаоса и разрушения. Ничего не делая, убивает меня, нагоняя жути. Вязкой. Дикой. Беспросветной.

Гладит меня по волосам, двумя пальцами захватывает локон, наблюдает, как тот шелком скользит по его руке, и вкрадчиво отвечает:

— Скажешь, что ты мой персональный хореограф. Обучаешь меня свадебному вальсу. Пусть одуреют от моей дотошности.

Я молчу. Даже моргнуть не могу. Веки закостенели. Потому что в голове вертится не наказ Антона, а его поразительно легкое спокойствие, с которым он собирается ехать раскалывать провалившего заказ киллера. Он будет мучить его, пытать. Возможно, раздробит пару костей или что-нибудь отрежет. От этого психопата всего можно ожидать.

— И не забывай про осторожность в туалете, — напоминает он. — Это кольцо — старт в мое большое будущее. Значит, и в твое. — Пальцем тронув кончик моего носа, ухмыляется: — Держи хвост трубой, — и уходит.

Я бухаюсь на софу и, плотно сжав челюсти, глушу лезущий наружу крик. Он разрывает меня изнутри. Душит. Клокочет. Травит.

Позволяю себе стон отчаяния. Тихий. Похожий на писк. Подгребаю под себя ноги, обнимаю их вместе с сумкой и утыкаюсь лбом в колени.