А у хлопцев в селе заводила Мусий был — сынок сотника Бутенко, который село наше основал, первый тут построился, за ним запорожцы потянулись. Очень богатый, во многих походах воевал, добра разного навез. Табун лошадей у сотника был не хуже, чем у старшины казацкого. Вот он лучшего жеребчика беленького — Снежка — сыну младшему дал.
Мусий на Домну глаз положил. Все кружил вокруг нее, подарки с ярмарки Сорочинской привозил, сладости из Полтавы, платочки. Домна тоже к парню приветлива была. Люди любовались, какая красивая пара! Уже родители про сватов думали. Но нет…
Пошел гетман Мазепа для царя Петра в Очаков воевать, выступил туда и полк наш Полтавский. К полковнику Искре послали Мусия — добывать славу казачью. Выступили в конце лета. К зиме вернулся наш хлопец — завзятый казак стал. Красавец, возмужал.
Вернулся, а тут… руина! Татарский рейд просочился через заградотряды казацкие, хутор ваш пограбили, кого постарше — поубивали, молодежь угнали. Уцелели лишь те, кого дома не было: по делам ездили или на войне были. Село не трогали, боялись — казаки боевые жили тут. Домну тоже на аркане утянули. Боже! Как Мусий рыдал, как убивался, никак не мог примириться с утратой. Не дождавшись Рождества, с двумя побратимами умчался на Муравский шлях освобождать суженую…
Дед Лука помолчал. Я отхлебнул из кружки. Рассказчик откашлялся и повел дальше:
— Летом пришли возы чумацкие в село, и их атаман сказал людям, что весточку им привез от Мусия, передал тот всей громаде поклониться. На Молочной воде налетели на храбрецов ногайцы, товарищей стрелами побили, хлопца нашего повязали да на кол подняли. Специально неострым конец сделали, чтобы подольше мучился. Коня боевого сам мурза отогнал себе в табун. Выставили охрану, чтобы оставшиеся в живых товарищи не могли его муки прекратить.
Жутко страдал Мусий на колу. Только смог два слова прохрипеть — попросил поклониться родной земле и громаде. А как солнце зашло, вдруг тень серая быстро пролетела, прыгнула Мусию на шею: то серый волк был, горло перегрыз ему одним махом, пожалел смелого воина.
Я будто снова почувствовал запах нагретой солнцем волчьей шерсти.
— Вот так люди рассказывают, — тихо промолвил Лука. — И начал к нам Мусий на Снежке с волком-избавителем наведываться время от времени. Принял-то он смерть без исповеди и причастия. И все Домну ищет. А показываются Мусий с волком лишь избранным — тем, кто тоже ищет что-то или кого-то. Говорят, если довелось увидеть Мусия — это к удаче, значит, найдется решение, если трудности какие, или ответ на вопрос найдется. А если и волк покажется — это знак: все, що болит и досаждает человеку, скоро перестанет болеть. И это не только про раны тела, это и про раны души…
Несмотря на обнадеживающий рассказ Луки, мне было тревожно. Сам не зная почему, я нервничал. То ли от ирреальности происходящего. То ли оттого, что меня «выбрали» Мусий с волком, и я не знал, чего дальше ждать. Я сидел как во сне, будто загипнотизированный дедовым рассказом. Просыпаться не хотелось, и я спросил:
— А что с Домной потом стало?
— Не известно ничего. Наверное, в Кафе на рынке невольничьем продали, да еще и дорого: очень красивая девушка была.
— А почему Мусий в разной одежде? Он же… призрак? Фантом? — Ощущение, что я вижу сон и вот-вот проснусь, усилилось. Ну не могу же я в самом деле всерьез интересоваться гардеробом привидения!
— Так а что тут удивительного? — недоумевающе ответил дед Лука. — Он же в разных ситуациях по-разному одевался. И какой он призрак? Он не призрак. Он — гость.
От этого «он — гость» мне стало жутковато. Я поднес кружку ко рту, но вода кончилась.
— Лука, вы сказали, что в молодости видели Мусия с волком. Так вы, выходит, тоже кого-то потеряли тогда? Нашли?
— Я, Марк, веру в себя нашел, — уклончиво ответил. — Так, а тебя что беспокоит, ты знаешь? — Голос Луки стал звонче, ушли распевные интонации, появилась жесткая настойчивость. — На какие вопросы ты ищешь ответы? Раз уж увидел Мусия, да еще и с волком, это же неспроста! Ты сам хоть догадываешься, какую истину хочешь узнать? Ведь самое главное — это же правильно вопрос задать, так, Марк? У банкиров тоже так?
Я почувствовал себя как на экзамене, когда уверен, что учил же этот билет, точно учил, и даже помнишь параграф в учебнике, где об этом написано, и шрифт, которым напечатан ответ. А вспомнить точную формулировку не можешь.
— Хочу понять, Лука, как я живу, — сказал. Подумал и добавил: — Почему я так живу. Вернее, почему я так жил.
Дед Лука издал звук, будто попробовал варящийся борщ: ннуфф! И покачал головой. Было неясно, сдал ли я экзамен или нет. Я и сам не знал, правильно ли я сформулировал свое беспокойство. Больше говорить было нечего.