— Смеялся? — Тринити выбрала из всего монолога единственное, что смогла однозначно проанализировать, — Но смех — это же хорошо.
— Да что ты понимаешь, ты, искусственный кусок мяса! — девчушка зашлась рыданиями, отвернулась к стене.
Тринити ошарашенно сидела и смотрела на нее. Смех — это не всегда хорошо? Борхи — зверушки для отер? Биониклы — искусственные куски мяса?
Поступившая информация ломала все загруженные в нее стереотипы. Бионикл медленно поднялась и вышла из палаты. Надо добавить в назначения транквилизаторы и поднять вопрос о переводе пациента в стационар психиатрии.
Вечером, перед регенерацией Тринити спросила у голубовласого борха:
— Профессор, разве я — кусок мяса?
— Нет, Тринити, что ты. Ты — сложный бионический конструкт, — профессор не обратил внимания на вопрос, выставлял нужные ему параметры на регенерационной капсуле.
— Бионическое, с точки зрения биологии — это клетки мяса, кожи, сухожилий… мясо.
Что-то в тоне бионикла заставило профессора все же обратить на нее внимание. Он замер на секунду. Нахмурился, перевел взгляд на свою подопечную.
— Нет, конечно. Ты не только мясо.
— А что еще?
— Ты — это еще и загруженная в тебя информация.
— Значит, информация делает из мяса человека?
Профессор не был готов к таким вопросам. Он долго и задумчиво смотрел на бионикла:
— Нет, не только информация, но, пожалуй, это мы с тобой обсудим завтра, после регенерации. — голос профессора был сладким, успокаивающим. Тринити подумала, что именно таким голосом ей следует в будущем говорить с новой пациенткой.
Бионикл кивнула и молча улеглась в капсулу. На следующее утро она не помнила ни этого разговора, ни подробностей общения с пациенткой. Девочку — борха перевели в другое отделение, и ничто не отвлекало больше Тринити от привычного режима функционирования. Только вот какая-то недосказанность все время ей мешала. Она иногда задумывалась, глядя на общение детей разных рас или разглядывая своих коллег-биониклов. Как будто пыталась что-то вспомнить. Что-то очень важное для нее. Что-то, что постоянно ускользало.
Аля сидела на деревянном шезлонге, обхватив колени. Сергей раскинулся на покрывале у ее ног. Нежаркое московское солнышко ласкало своими лучами их лица, шелест листвы и щебет птиц перекрывался гомоном с детских площадок, легкий ветерок с воды обдувал, принося нежную прохладу. Где-то недалеко лаяли собаки и покрикивали их хозяева. Почти идеальное утро. Ребята держали в руках стаканы с чаем и наслаждались погодой и обществом друг друга.
— Ты как моя бабушка, — Серега по кошачьи щурился и явно наслаждался напитком.
— В смысле? Старая и ворчливая? — картинно возмутилась Аля.
— Нет, конечно! — Сергей опять покраснел, и Аля засмеялась. — И бабушка у меня совсем не ворчливая. Она, кстати, тоже Аля. Алевтина.