– Это философский вопрос. И совершенно бессмысленный. Нам сейчас совсем не важно, есть ли оно у себя и для себя. Потому что для нас оно точно есть – и с этим нам надо что-то решать.

Митя покачал головой.

– Матвей, ты не прав. Для нас это технический вопрос. Скажи, по вашим расчетам, на каком оно контуре? На втором? Или уже на третьем?

– Не знаю, – ответил Матвей. – Я не знаю даже, осознает ли оно себя. А ты спрашиваешь, знает ли оно, кто при этом осознает себя.

38

Борис окончательно потерял нить разговора; ему казалось, что Митя зачем-то пытается увести их в бессмысленные словесные дебри. Вместо того, чтобы закрыть рот и начать наконец что-то делать. Но что надо делать, Борис сам не знал, и от этого злился еще больше. Он раздраженно хмыкнул, и все удивленно уставились на него.

– Да какая нам разница – второй, третий? Это же всего лишь придуманные вами определения, за которыми ничего не стоит!

– Возможно, разница в степени опасности, которую искин для нас представляет, – ответил Митя.

– Опасности? – удивленно переспросил Борис. – Нет, я понимаю, его методы могут быть нам непонятны, средства казаться избыточно жестокими. Но разве мегаразум не должен быть гуманным к любой разумной жизни?

Он запнулся на миг, вспомнив этимологию слова.

– Нет, не гуманным, конечно… Благосклонным. Милостивым.

Все слова, приходившие на ум, были какими-то неточными, какими-то неуместно религиозными – но других почему-то не находилось.

– Отнюдь, – ответил Митя. – Это всего лишь отголоски массового заблуждения фантастов-утопистов, унаследованного ими от теологов новейшего времени. Которые пытались спасти свою религию, представив грозного бога добрым и заботливым.

Борис промолчал; возразить было нечего. Матвей негромко постучал костяшками пальцев по подлокотнику кресла, привлекая внимание.

– Вы не о том думаете. Соберитесь, вопрос серьезный.

– Да, конечно, – согласился Митя. – Если мы намерены говорить о единой ментальной структуре искина, то главным вопросом будет – что поддерживает это единство.

– А что его поддерживает? – спросила Оля.

– Второй контур. Если мы назовем мысли первого контура центробежными, то силы второго, несомненно, будут центростремительными. Но в этом-то и проблема.

Матвей кивнул, и это молчаливое согласие почему-то испугало Бориса.

– А в чем там проблема? – спросил он.