– Вождь Звенящий Ручей прибыл. Прикажете принять?

– Зови скорее, – кивнул Пугачев.

Звенящий Ручей, довольно высокий худощавый индеец, с тонким лицом и орлиным носом, с длинными черными волосами, забранными в две косы, перекинутые через плечи на грудь, вошел в залу и поднял руку, приветствуя собравшихся. Лицо его было покрыто красной краской из смеси охры и киновари с медвежьим жиром, лишь на впалых щеках зигзагами тянулись полоски естественного цвета кожи да от волос по лбу до правого глаза тянулась белая тонкая полоска наподобие шрама. Всю эту живописную картину довершало белое перо со срезанным наискось верхом и окрашенной в красный цвет линией среза.

Старый индеец-чероки, одним из первых прибившихся к нам, пытался объяснить мне сложную систему знаков различия и боевых наград местных племен. Признаюсь честно, осилить эту премудрость с ходу мне не удалось, но кое-что я все-таки запомнил. Так, допустим, это самое перо означало перерезанное врагу горло. Четыре параллельные линии на рубахе были свидетельством того, что носивший ее храбрый воин четырежды сделал «ку», то есть прикоснулся к груди живого противника кончиком копья, пучки же разноцветных волос, свисавшие с пояса вождя, говорили сами за себя. Вероятно, прежние обладатели этих причесок много могли бы порассказать о боевом искусстве Звенящего Ручья, когда б еще способны были говорить.

Ни я, ни кто другой из пугачевского генералитета ни на секунду не удивился, когда Калиостро заговорил с индейцем на его родном языке. Похоже, один только вождь, не ожидавший подобных познаний, мог бы быть изумлен ими, но ему было не до того. С самого начала беседы он, не спуская глаз, смотрел на своего собеседника, ласково поглаживающего голову огромной змеи. Когда же слова великого магистра достигли его сознания, вождь простерся ниц перед Калиостро, но, поднятый его словами, затараторил возбужденно и радостно, а затем, не обращая внимания, кажется, ни на кого из присутствующих, бросился прочь из пугачевского штаба.

– Что это было, почтенный лекарь? – изумленно спросил император, когда Звенящий Ручей в буквальном смысле утек бесследно.

– Вождь сказал, что сбылось предсказание великого индейского шамана Летящего Сокола, данное им полтора века тому назад. Он говорил, что настанет время племенам забыть свою вражду и обиды и выступить всем вместе. И что пещера, в которой плакали девы, находится в двух милях отсюда, и вождь почтет за честь провести нас туда. Потому что в предсказании сказано: «Белый лекарь со змеей, пришедший из-за моря, вернет индейцам мир, свободу и закон на землях предков».

Мы мыли золото на берегу Потомака. Точнее, тщательно делали вид, что моем золото. В этой картине все было фальшивым: фальшивые старатели фальшиво мыли фальшивое золото. Настоящими были только берег Потомака да солнце, поднимающееся из-за горизонта. Я старательно тряс дырявым медным тазом, в котором и без того уже колотилось несколько золотистых самородков. Слева и справа от меня так же усердно звенели тазами Калиостро, Редферн и еще несколько примкнувших к армии американских масонов.

В то время как мы тщательно симулировали кипучую деятельность, бесшумный, словно призрак, отряд Звенящего Ручья рассыпал в прибрежных водах Потомака то, что именовалось у индейцев «слезами дев», удаляясь все дальше от безмятежно спавшего лагеря генерала Гейтса. Я сидел на берегу рядом с немалой кучей самородков, насыпанных в старую солдатскую треуголку армии Конгресса, и вспоминал наше ночное путешествие к индейскому святилищу.

...Когда факелы, освещавшие узкий проход, сквозь который мы едва могли двигаться поодиночке друг за другом, выхватили вдруг из тьмы огромную подземную залу, стены которой были буквально усыпаны золотыми самородками, что мудрить, мы все обомлели, испытывая разной степени тяжести приступ золотой лихорадки.

– И что, все это богатство мы должны отдать армии Гейтса? – прошептал один из американских масонов, явно еще весьма далекий от высоких степеней масонского совершенства.

– Стыдитесь, джентльмены, – негромко осадил его Калиостро, прекрасно понимающий, что быстрый на язык американец лишь выразил общее настроение. – Золото только металл, один из многих других металлов, и само по себе оно не имеет никакой ценности для человека. Есть много вещей куда более ценных. К тому же сказано: не все то золото, что блестит.

– Но это... – Масон обвел рукой пещеру. Увиденное действительно потрясало. Был в этом зрелище размах волшебных сказок Шахерезады, так что невольно казалось, будто именно здесь обитает таинственный «сезам», отворяющий и затворяющий скальную твердь.

– Это? – Калиостро выковырял ножом из лучащегося свода небольшой самородок. – Я бы не рекомендовал вам, господа, продавать подобное золото ювелирам. Хотя наверняка найдется масса простаков, которые с охотой купят у вас эти безделушки. – Он немного помолчал, рассматривая самородок. – Не исключено, правда, что потом они захотят повесить вас на первом попавшемся суку. Это не золото, это пирит, а по-другому, серный колчедан. Ума не приложу, как индейцы наловчились отличать одно от другого. Ладно, времени немного, надо набрать побольше здешних сокровищ, чтобы войскам почтеннейшего Уильяма Горацио Гейтса было чем занять себя поутру.

...И вот сейчас группа фальшивых старателей в старых изодранных мундирах континентальной армии, больше смахивающая на банду дезертиров, чем на солдат, вдохновенно имитировала процесс извлечения драгоценного металла из вод Потомака, ожидая неизбежного появления долгожданных зрителей.