«МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР»
— Я рад вас видеть на советской земле, господин рейхсканцлер!
Рукопожатие было крепким, но не сильным — демонстрация здесь просто неуместна, и Родионов не стал напрягать ладонь. Уважительное такое, если определить по дипломатическим канонам.
В глуховатом голосе Сталина чувствовался легкий акцент, хорошо знакомый Андрею по кинофильмам. Но только акцент — реальная жизнь оказалась совсем не такой, и не один актер, даже самый, талантливый, не в состоянии показать настоящий, пробирающий до нутра взгляд.
— И я рад вас видеть, господин Сталин!
Андрей старался говорить твердо, желтый тигриный взор словно буравил душу. Он опять почувствовал себя новобранцем, попавшим под отеческий, у кого не больно-то забалуешь, взгляд старшины. Все понимающий, чуть ли не отцовский, такому не солжешь, себе дороже, и испытал забытое желание подтянуть живот и вытянуться, как по уставу положено, но вовремя отдернул себя и собрал нервы в кулак.
Сталин будто бы не заметил его терзаний, а радушно повел рукою по большому залу, в котором, к удивлению Андрея, ожидавшего увидеть чуть ли не все Политбюро в полном составе, практически было пустынно. Только десять человек, включая двух переводчиков за большим столом, на котором стояли бутылки с минеральной водой и стаканы.
— Я думаю, нам есть о чем поговорить, господин рейхсканцлер…
Добрый час прошел впустую — у Андрея сложилось твердое впечатление, что Сталин решил вначале хорошо поиграть с ним, прежде чем начать разговор тет-а-тет.
В основном диалог вели Молотов и фон Нейрат, причем весьма тяжелый. Председатель СНК довольно жестко прошелся по несоблюдению Германией подписанного в августе прошлого года пакта.
Упреков набралось предостаточно. И первым стал Венский арбитраж, по которому Румыния, хорошо поживившись с помощью союзников на итогах прошлой войны, скрипя зубами от унижения, возвратила Трансильванию Венгрии, а Южную Добруджу Болгарии. Впрочем, еще раньше СССР силою вернул Молдавию, которую румыны прибрали к своим шаловливым ручонкам еще в 1918 году, когда в России пылала революция.
По сути, фон Нейрат не соизволил поставить Молотова заранее в известность, что в Вене Румынию капитально прижали к стене, как невинную гимназистку два здоровенных амбала в подворотне. Хотя тут как посмотреть, на гимназистку отнюдь не похоже, скорее прожженную, все видавшую женщину древнейшей профессии.
Потому СССР не успел озвучить свои требования на Южную Буковину, в дополнение к северной ее части, которая была занята советскими войсками летом. Дав совместные итало-германские гарантии границ обрезанного Румынского королевства, Берлин тем самым, прямым образом, ущемил интересы Москвы.
Затем Молотов поднял финляндский вопрос, но тут фон Нейрат заявил, что решать его нужно в первую очередь со Швецией, а Германия может быть посредником в переговорах.
У Вячеслава Михайловича от таких слов даже лицо не дрогнуло, хотя отказ, пусть и замаскированный, был жестким. Андрей специально дал карт-бланш своему рейхсминистру на такие заявления, ибо следовало как можно тверже определить позиции, чтобы потом начать уступать.
Да и сам аристократ фон Нейрат хотел продемонстрировать свое отличие от сговорчивого Риббентропа — все время хотя иносказательно, но подчеркивал, что политическая ситуация и в Европе, и в мире после германского успеха в «Зеелеве» кардинально изменилась.
Андрей слушал своего министра с самым спокойным лицом, хотя тот несколько перегнул палку, демонстративно намекая, на кого сейчас в Европе все куры записаны.
К его великому удивлению, Сталин никак не вмешивался в переговоры, словно нарочито демонстрируя, что он всего лишь скромный секретарь ЦК партии. А советским государством управляет Молотов, ну и Калинин, конечно, глава ВЦИК, «всесоюзный староста», исполняющий роль статиста и время от времени, по незаметному знаку Молотова, подающий заранее отрепетированные реплики.
Все правильно, все верно — в переговорах участвовали высшие должностные лица СССР и Германии, так что подкопаться под странную, если не сказать больше, отстраненность Сталина было невозможно.