К началу банкета я опоздал. Только успеваю в ресторане заметить знакомое лицо — Наташу, как все ломанулись куда-то. Смотреть шоу в бассейне, — слышу из разговоров. Вхожу в помещение последним. Гасят свет, оставляя включенным цветомузыкальное оборудование. А музыка похожа на современную японскую, насколько я могу судить, пронизывает до глубины души, просто космос. И акустика здесь сумасшедшая, сердце так и хочет биться в такт.

Приближаюсь к каменному бортику бассейна, высотой примерно в метр, чтобы посмотреть из-за других гостей, что там внутри.

Легким брассом плывет девушка. Ритм ее движений соответствует музыке, неторопливый, как бы расслабленный. Она достигает широких ступеней, возвышающихся над водой, и ложится-скользит, выгибаясь дугой, словно кошка. Потом переворачивается и запрокидывает голову со множеством заплетенных косичек. Плавно поднимает полусогнутые или распрямленные стройные ноги, поочередно, и мягкие руки. Блики света отражаются от блесток на ее бикини, вспыхивают и играют на теле.

Она очень пластична, хорошо чувствует музыку, словно купается в ней, не обращая внимания на зрителей. У нее прекрасная растяжка, правильные пропорции тела и женственное обаяние фигуры. Получается, это как бы танец такой — лежа у кромки воды, тягучий, чувственный, на который ярко откликается мой кол в штанах.

То, что она творит — не пошлость, но бесспорный призыв, прелюдия, ожидание близости, почти ласка. Вдруг замечаю, что ее тело разукрашено — рисунок на коже словно оживает в движении. И понимаю, что это та самая «туземка», что приходила ко мне в номер в Маниле. Но сейчас ее хочу не только я.

Как и все, не могу оторвать глаз от этого завораживающего зрелища, практически волшебства. И мне становится больно, словно я вижу запретное. Больно от того, что я здесь, в тени, а Марина там, под откровенно пожирающими ее взглядами. И я мгновенно, но подробно, будто перед смертью, вспоминаю все, что у нас с ней было.

Пытаюсь включить мозги, понять, зачем меня сюда позвали, но вместо этого трогаю бортик, сделанный из того же камня, что и ступени, переживая за нее — не скользкий ли? Нет, шершавый. И вспоминаю заливаемый морской водой грандиозный «бассейн» на нижнем этаже здания в Маниле, очертания которого видел в свете фонарика, когда искал Воробьеву. Бьюсь об заклад, что он имел к ней прямое отношение. А в планах жены шефа — и ко мне. Надеюсь, все уже в прошлом.

Марина грациозным слитным движением поднимается на ноги и прогибается назад, касаясь волосами пола (ступеньки) и застывает так. С обеих сторон от нее включаются струи фонтанов, пересекаются и стекают по ее телу, переливаясь в лучах подсветки. Я так настроился на нее, что буквально почувствовал струи воды на своем теле. Лучше не слышать, что ей кричат сейчас такие же мужики рядом со мной, которые тоже торчат от нее. У нее и без меня все отлично.

Потом свет делается чуть ярче, и два официанта приносят в развернутом виде огромное полотнище. Она стремительно, как бы тоже танцуя, закатывается в него и поглаживает себя руками — похоже, так изящно вытирается. Потом раскатывается и начинает на маленькой площадке перед бассейном второе отделение шоу.

Музыка меняется на более энергичную. У Воробьевой здорово получаются вращения и прыжки — чувствуется классическая школа, но с тем же эротическим уклоном, с короткими поглаживаниями себя. Она танцует босая, взлетая, и вся словно отдается музыке и движению. А я отчетливо вспоминаю, что у нее находится в местах, прикрытых купальником. И понимаю, что мужики вокруг уже на низком старте.

Я отступаю от бортика на несколько шагов. Стараюсь смотреть на происходящее в полглаза, решая, уйти от дальнейшего искушения прямо сейчас или все же остаться перекусить — живот давно подвело. А она берет фонарик и, танцуя, в рандомном порядке высвечивает лица зрителей. В ответ слышу крики и непристойные предложения. Какой-то тип называет себя продюсером и предлагает ей турне по стране в этом шикарном имидже. Она на минуту останавливается. Слышу, как она, сдавленно выдыхая, четко отвечает ему:

— В этом имидже я выступать больше не буду.