— Саша меня больше не хочет, — шепчет подруга, — как отрезало. Пластинку снял и больше не касается, лишний раз не посмотрит, разговор только по делу. Честно говоря, я и сама себя чувствую… грязной. Я потеряла себя, но никого не приобрела взамен.

Понимаю, что ей надо помочь психологически выбраться из ситуации.

— Тебя заставили, — приобнимаю ее за плечи, глажу по волосам. — Ты же не сама к ним пришла с предложением интимных услуг. Тебя обманули и принудили, даже на цепи держали, чтобы не сбежала — в двадцать первом веке! Не парься, твоей вины здесь нет… А квартиру кто тебе снял?

— Он, на полгода.

— Вот видишь! Пришел за тобой в логово мафии, это ведь мафия, ты понимаешь? Он тебя не бросил! А этот пароль на его телефоне… Значит, он даже выяснял дату твоего рождения!

— У него просто была копия моего паспорта, Наташ.

— А, ну, да. Все равно, он установил на свой телефон такой пароль, который тебе удобно запомнить. Моя мама всегда повторяет: мужчину определяет не то, что он говорит, а то, что делает. Может, у вас еще все сложится.

— В Маниле я тоже так думала. Но здесь больше ничего не происходит. Чувствую, что у нас с ним — все… Проплакала половину ночи. Я вчера на работу устроилась, диспетчером в такси, на домашнем телефоне. Им все равно, как я выгляжу, через интернет оформили, а деньги на карточку сегодня перечислили, у них расчет ежедневно после смены, — мне удобно.

— Но там же крохи, наверное?

— Это лучше, чем ничего. Просить ни у кого не могу. Надо надеяться на себя. Я никуда не буду ходить, значит, на одежду и обувь тратиться не нужно. Мне хватит, — она слегка улыбается, ну, и улыбочка у нее в этом толстом слое грима!

— А что шеф?

— Звонил вчера, сказал, что знает про мою внешность и про «бассейн».

— Прости, Марин, но я должна была ему сообщить. И еще Вове Маркелову. Кстати, он заранее догадался, где примерно тебя искать и в каком качестве. Участие обоих кадров в твоей судьбе… кардинальное. Но я рассказала без подробностей, конечно, и без твоего адреса, это — табу. А про Сашу, уверена, Евгению жена давно рассказала.

Подруга внимательно смотрит на меня, часто моргая, потом кивает.

— Так что сказал шеф? — повторяю вопрос.

— Что все равно меня любит, что подарит мне квартиру и все, что я захочу, — она хмыкает. — Говорил, что скоро фирма станет его: Анна Филипповна серьезно больна, теряла сознание. И что врач скорой, когда приводил ее в чувство, сказал, что ей намного больше лет, чем указано в паспорте.

Евгений говорит, что заплатил этому врачу, и тот показал ему следы многочисленных пластических операций у жены, которые он не замечал. Даже не знаю, как такому верить. Конечно, у Анны Филипповны странноватый голос — надтреснутый, так это называют. Я слышала, то многое можно омолодить, спрятать или изменить, но не голос. Но и у самого шефа вроде бы тоже со здоровьем не очень — просил приехать полечить его. Может, принимает желаемое за действительное? Но в любом случае с Евгением я больше не буду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Гм. А мама твоя как?

— Успокоилась, вроде бы. Я за всю жизнь столько не врала, сколько пришлось вчера. Сказала, что участвую в длительном эксперименте, что связь только по телефону… Мне в этом гриме так жарко, долго терпеть его на себе не могу.

Да, понимаю, что под корректирующим гримом кожа не дышит, потеет, тем более что Марина никогда ним не пользовалась.