Она закрывает глаза, продолжая:
— Однажды было хуже, чем в тюрьме. Наверху проходили разборки с конкурирующей группировкой, здание было обесточено. Нас несколько девушек осталось в бассейне, в темноте на двое суток. Начали прибывать грунтовые воды, мы не смогли отцепиться, была паника. Когда к нам, наконец, вошли, оказалось, что «Приз» повесилась на своей цепочке, а «Отдых воина» сошла с ума…
Но самое ужасное то, что у меня больше нет ребенка! — Она кладет руки на живот и плачет, нет, прямо-таки воет.
— Ты была беременна?! От Саши?
Она судорожно кивает и хватает сигарету. Я сажусь с ней рядом, обнимаю поникшие плечи. Шепчу молитву:
— Господи милосердный! Спаси и сохрани нерожденного младенца в одной из твоих прекрасных обителей!..
И думаю, сказать или не сказать ей, что Саша близко? Ведь он ждет ее, злится или боится, но точно ждет…
Тут Ван Дамм из коридора теряет терпение и начинает кричать. Мари-на как-то вся подбирается, высоко поднимает голову, нарочито медленно поворачивается и с достоинством произносит всего пару каких-то слогов, но мужик успокаивается. Я только теперь отчетливо понимаю, что моя подруга всегда была леди. Леди, не знающая английского языка. Она поворачивается ко мне:
— У тебя скоро самолет. Успокой, пожалуйста, маму. Не рассказывай…детали, не надо ее расстраивать. Скажи, что ты меня видела, что мне сейчас надо очень много работать. Что, как только смогу, я позвоню и обязательно буду им помогать…
А Кате, Кате можешь рассказать. Она сейчас в том возрасте… Скажи ей, что когда накладываешь косметику, ты хочешь скрыть от окружающих свои чувства, свое «я». Чуть больше, чуть меньше, не имеет особого значения, все равно это уже не ты, а…маска. И ты не заметишь, как она изменит твою жизнь…
Марина неподвижно глядит на отель, видимый в окно.
— Я ведь пробовала бежать, — продолжает. — Добралась до полицейского участка при аэропорте. Полицейские и привезли меня назад. Этим концерном здесь все куплено. Просить консула, чтобы меня выдали? Даже если все получится, и меня не «потеряют» где-нибудь по дороге и выдадут, и я пройду процедуру установления личности, кем я буду дома? И что будет с мамой?
Здесь я не одна такая, это немного утешает, — она нервно смеется. — Будем считать, что я нашла свой Эдем. Пока в нем никого нет, там так хорошо! Но я в нем не Ева, а всего лишь Ящерица.
— Зачем ты прислала мне фотографию?
— Хотела потом вместе посмеяться, как тогда в суши-баре… Я вижу, ты тоже попробовала краску. Если решишься еще раз, они могут посчитать тебя перспективной.
— Ты думаешь, они позарятся на мои растяжки?!
— Надеюсь, что нет. Тут сплошные эстеты. Но не рискуй. Береги себя, Наташенька. Спасибо тебе за все!.. Я хочу увидеть, как ты выходишь отсюда.
Она встает и молча смотрит на меня.
— Ты же хотела понять! — я судорожно вцепляюсь в сумочку с документами.
— Я поняла, — она заговорила сдержанно, как раньше, доверительная беседа закончилась. — Я боялась показать свои чувства. Очень боялась, что меня снова бросят… Мы встретимся с тобой лет через двадцать. Если доживу.