Вова повел переговоры виртуозно (насколько я могу судить), обходя скользкие места, но при этом с неподражаемым апломбом вытягивая из недавних командированных всевозможную информацию.

Кто принес письма Марины, кто присутствовал при этом? Вот ключевые вопросы, которые прорабатывал полицейский чин.

Я диву даюсь, слушая, сколько раз, оказывается, можно спросить об одном и том же, всего лишь манипулируя словами и меняя интонацию, с целью выковыривания из допрашиваемых все новых и новых подробностей. Еще немного, и сидящие напротив раскроют моему однокласснику военную тайну (если, конечно знают), похоже, что им действительно немногое известно.

Затем мой телефон с фотографией туземки ходит по рукам, хорошо, что в последнюю минуту я догадалась не раскрывать, что разрисованная девица — это Марина и есть. Оказалось, что даму с фотографии мельком видели в отеле мадам и блондин.

Я не вмешиваюсь в разговор, только наблюдаю со всей внимательностью за троицей чуть сбоку от меня — директором, его супругой и Александром — несомненно, ключевыми фигурами.

Наткнувшись на пронзительный взгляд шефовой мадам, я принимаюсь изучать богатую инкрустацию в центре стола — светлыми породами дерева по темным, в полутонах, в виде треугольника, замысловатый узор складывался в роскошный вензель из двух латинских или готических букв.

Заседание продолжается. Шеф говорит мало, кажется очень хмурым, у меня создается впечатление, что он ищет предлог, чтобы выйти отсюда, словно у него крутит живот. Его жена, похоже, наоборот, наслаждается ситуацией, подает себя как само радушие, пожалуй, с оттенком ехидства.

Молодой человек Александр оказывается зятем вышеописанной четы. В списке командированных он числится охранником, а в настоящее время вырос уже до старшего менеджера. Посмотрев на фото, он делается краснее вареного рака. Я скольжу взглядом по Вове, — он тоже все-все это видит.

По существу вопроса шеф заявляет:

— Работы у Марины Константиновны в этой поездке было немного, и ее саму я практически не видел. В какой момент и куда она ушла, не знаю.

Остальные сообщают о том же.

Вова выдерживает многозначительную паузу, во время которой даже у меня кошки начинают скрести в душе, словно я забыла заплатить за съеденный в кафешке обед. Потом полицейский чин раскатисто и с напором «подсказывает»:

— Лучше найти Воробьеву до того, как будет выдвинуто обвинение против руководителя группы, к примеру, «по личным мотивам».

Шеф мрачнеет еще больше. А его мадам соскальзывает со своего стула и с гипертрофированной нежностью принимается обнимать сзади поочередно то мужа, то зятя.

Глядя на этот цирк, я нарушаю молчание — поднимаю вопрос о причитающейся Марине зарплате минимум за полмесяца. Этот… (не подберу эпитета) шеф вытаскивает из тумбочки древний калькулятор размером с общую тетрадь, прикидывает на нем что-то, тыкая в клавиши толстым средним пальцем и обещает сегодня же выплатить Вере Ивановне Маринины деньги.

Потом он проделывает еще какие-то манипуляции с ноутбуком и выдавливает из себя:

— Загранпаспорт есть?

И почему-то смотрит на меня. И все остальные тоже поворачиваются и глядят на меня.