— Доказательство, что вам их часто предлагали… и что же…

— Я удовольствуюсь назначением членом Государственного Совета!

— И ничем больше?!

— Бог мой, ну да! У меня честолюбие скромное!

Судья подошел. Внезапно у него явилась какая-то мысль и так овладела им, что он не мог уже ей противиться.

— Если бы я даже согласился на вашу сделку, то вы должны понять, что у меня нет с собой в кармане бумаги о назначении членом Государственного Совета и что мне нужно время для того, чтобы пустить в ход связи своих друзей… А это невозможно потому, что чек моего сына нужен мне сегодня вечером — завтра требования возрастут. Мои страдания доставляют вам удовольствие, но ведь мое терпение имеет границы… Я завтра отправляюсь в сопровождении де Жерси во дворец, расскажу все откровенно, буду просить на коленях, и вы увидите, удастся ли мне заткнуть вам рот и спасти моего сына… Итак, если я получу чек сегодня вечером, то сделаю все возможное, чтобы удовлетворить вас; или же позвольте мне уйти!

Фроле понимал, что найденный господином де Марсэ способ непременно удастся, раз деньги были уплачены. Кроме того, произвели бы расследование и узнали, что черный слуга португальца сопровождал молодого заместителя к банкирам и к Даминару Конти, о чем Поль еще не имел времени сообщить своему отцу, и тогда обвинение показалось бы сомнительным; затем увидели бы, что подпись была сделана почерком сына де Марсэ без всяких изменений, и показалось бы странным, что банк Миранда сразу уплатил такую сумму по какой-то подозрительной подписи. Благодаря всему этому дело могло принять совсем другой оборот, и потому предпочтительнее было бы пользоваться тем, что есть. Серьезное обещание де Марсэ являлось лишним к тому мотивом и было достаточно основательным, чтобы на нем можно было уже остановиться. Таким образом, решение Фроле было быстро принято.

— А кто вам сказал, что вам не возвратят чека сегодня вечером?

— Вы возвратите?

— Да, за простое обещание с вашей стороны.

— Господин Фроле, я забуду все, если вы способны таким образом поправить то зло, которое вы мне причинили, и дам вам слово…

— О, погодите одну минутку! Мне нужно письменное обещание. Я не так наивен… Теперь вы говорите: и мой дорогой Фроле, и то, и другое, а после — Фроле! Что это такое… Ничего не знаю!

— О! Негодяй! Негодяй! — пробормотал про себя старик. — Нет в нем ни капли сердца, ничего человеческого, кроме оболочки…

И своей судорожно сжимающейся рукой он схватился за грудь. Еще несколько минут — и он не в состоянии будет владеть собой… Зверь, в известные периоды просыпающийся в человеке, готов был совершенно овладеть им. Берегись, Фроле, бывают минуты, когда укротитель не может справиться со своими львами!

Но Фроле ничего не видел!

— Посмотрим это обещание, — с ужасающим спокойствием проговорил де Марсэ, подходя к нему мелкими шагами.

— Это очень просто! — отвечал Фроле. — Вы заявите, что, с целью приостановить ход дела по жалобе, пустить которую вполне в моей власти и которая была принесена на вашего сына по обвинению его в подлоге, вы берете на себя труд исхлопотать мне назначение членом Государственного Совета в срок до пятнадцати дней.

— И это все?

— Ах, Боже мой, ну да! — отвечал саркастически Фроле. — Я удовольствуюсь этим; если слово не будет сдержано, то мы пустим в ход документик.

— Ну, пишите! — отвечал старик таким спокойным тоном, что становилось страшно. — Я подпишу!