— Неужели возвратится счастье мое? Да, возвратится оно! Бог милостив, мое счастье возвратится — счастье уже потерянной жизни!
Катерина, как и велел ей благодетель, опять поехала к нему. Возвратилась она к вечеру обрадованная, возбужденная, с новым лекарством и тут же дала его Павлушке…
Жизнь к мальчику возвращалась быстро, и Луша, как только узнала о радости выздоровления, явилась из города с полным ворохом разного добра и гостинцев. Мальчик был еще очень слаб, но Катерина с Лушей решили его поднять и обмыть. Кушать Павлушка стал с каждым днем все больше и больше. Аппетит его был так велик, что бабушка испугалась и заявила ему, что лучше кушать понемногу, но чаще. Недели через три тело Павлушки посветлело и появился даже первый румянец на щеках. Через месяц мальчика вынесли на улицу, где его сразу окружили дети соседей, но бабушка решительно запротестовала, решив никому Павлушку не показывать, пока он не станет на ноги. К разгару лета Павлик уже настолько окреп, что его впервые вывели на огород и, к восторгу Трезора, самостоятельно пустили к шалашу. Опасность была только в том, что мальчик без удержу кушал все подряд.
Однако к Павлику почему-то так и не возвращался прежний вид. Бледный, с длинной шеей, худой, как былинка, он вызывал к себе всеобщее сожаление и внимание. По характеру он стал очень раздражительным и обидчивым: чуть услышит какое слово построже — сразу в слезы. Луша решила взять его к себе в город, чтобы с переменой обстановки он мог скорее поправиться. С большим трудом, уговорами и обманом его кое-как разлучили с бабушкой. Да и связывал он ей руки и измотал порядочно, а подошла самая деловая пора в деревне. Переезду Павлушки в город отчасти послужил серьезный разговор Никиты Ивановича с Катериной.
— Катерина, ты на Лушку-то обрати внимание посерьезней. Вы зря ей руки-то развязали: мужика нет, парнишку держишь у себя, и пошла Лушка на вечеринки да на балы. Стали уже на извозчиках привозить бабу-то домой по ночам. Вся Петькина компания вьется вокруг нее. Разряжается она, как барыня: без мужика-то всякая дурь лезет в голову бабе, как бы беды не случилось какой. А Петька-то голодает, да вшей кормит у австрияка за проволокой. Мальчишку-то надо привезти, пусть занимается им мать, да сидит дома вечерами, а днем он с Маревниными девками проживет, все уж поглядят за ним.
Поэтому и решено было мальчишку отдать Луше. Павлушка медленно привыкал к матери, а когда привык, то стал неразлучен с ней. Первое время жизнь у них протекала хорошо. Рано утром Луша уходила на завод и оставляла его одного. Шурка и Клавдия, Маревнины дочери, с удовольствием умывали, одевали и кормили его утром. Потом они пускали его гулять по обширному лугу напротив дома, но вскоре Павлушка заскучал. С каждым днем он становился все капризнее.
Луша, оправившись от разлуки с Петром и болезни сына, в двадцать лет расцвела всем на диво: статная, красивая, с пышными волосами, во что бы ни была одета, хоть в рабочую гимнастерку, хоть в домашнее платье — все так же была хороша. Заводская жизнь быстро преобразила ее из деревенской простой женщины в бойкую, языкастую. Долго с сыном она усидеть дома не могла, стала брать его на завод и вечерами на пирушки.
На встречу нового 1916 года Луша разрядила Павла и пришла с ним на маскарадный вечер. Несмотря на шум и праздничную суматоху, он вскоре уснул. Его уложили в комнате отдельно, но в самый разгар пляски Павлушка внушительным криком напомнил о своем присутствии. Кто-то из разодетых кавалеров, желая не отвлекать Лушу, решил заменить ему мать, но крик раздался еще сильнее. Луша ворча пошла к сыну. Однако настроение у Павлушки не совпадало с материнским, и он не унимался. Луша решила развлечь его и вынесла на свет. Десятки самых разнообразных масок: свиных, собачьих, кошачьих и сказочных чудовищ — окружили его. Павлушка был так напуган, что в истерике забился у матери на руках. Пропал весь вечер у Луши, больше того, пропала с сыном и ее спокойная жизнь. Придя домой, она лишь к утру еле успокоила его. Павлушка после этого сильно переболел и остался на долгое время очень пугливым. Он ни за что не хотел оставаться один. Когда Луша уходила на работу, он, уцепившись за ее подол, часто с криком бежал за матерью, пока Шурка не отрывала его насильно и не запирала в комнате. Оставшись же один, Павлушка неистово ревел на весь дом. Тогда девки вбегали в комнату и ремнем били его до синяков, до хрипоты.
Однажды во время такого укрощения в дом пришли Никита Иванович с женой, отняли Павлушку у девчонок и взяли его к себе. Когда его раздели, чтобы искупать, на теле мальчика обнаружили синие полосы от ремня. На много лет у Павлика остались ненависть и чувство мщения к девочкам, особенно к Шурке. Причина пугливости Павлушки была, впрочем, уважительная: в комнате у Луши на стенах висели картины страшного суда с кипящим котлом и людьми на сковороде, и страшный медведище с разинутой пастью шел на охотника. Долго никто не понимал, что для впечатлительного мальчика это было основанием для страха.
Крестный понимал положение Луши глубже других и при первой встрече с Катериной и их новым зятем Яковом, мужем Полюшки, сказал кратко и резонно:
— Мать, Лушку надо брать в твердые руки и нужен постоянный глаз за ней. Пропадет баба и вместе с собой парня загубит. Он мешает ей, потому что голова забита другим. Что-то надо думать, но с завода придется ее убирать, ей надо быть ближе к хозяйству.
Больше недели крестный держал Павлушку у себя, пока тот совсем не успокоился. Картины со стен убрали, но как только мальчик снова увидел девчат, так кинулся с плачем к матери.
Все понимали, что должна произойти какая-то перемена. Долго родне думать не пришлось. Митька-Барабан — починкский бабий балясник, при разговоре о Луше обещал приискать для нее подходящее местечко. Через неделю оно нашлось; в соседнем городишке помещику Свешникову нужна была прислуга из деревенских. На семейном совете было срочно решено: Павлушку забирает опять Катерина, а Лушку с завода рассчитать и увезти к Свешникову. Как ни противилась Луша этому, но пришлось старшим подчиниться. Так на том кончилась вольная жизнь солдатки Луши.
С радостью Павлушка спрыгнул с телеги на деревенскую лужайку. Его приветливо встретили деревенские жители, на глазах которых он умирал и ожил. Бабушка всю заботу снова вкладывала во внучонка.
Катерининская изба заметно опустела. Поля вышла замуж за вдовца с двумя малыми детьми, а Василий уехал в город Н., там женился на самостоятельной городской женщине двумя годами старше его. К концу лета, к жатве и молотьбе, Катерина ездила в город за помощью, тогда ее дом опять наполнялся людьми, а с людьми возвращалось и веселье. Очень любил Павлушка проводить день свой среди взрослых, и хоть был слабенький, но всюду сновал между людьми, с любопытством прислушиваясь ко всяким речам, особенно к песням. С благоговением он вместе с бабушкой стоял на коленях перед иконой и всякий раз старательно и подолгу крестился, кланяясь до земли. И, конечно, усердие его удваивалось, если бабушка его хвалила. Одно только его сильно и долго смущало: за иконами всегда были напиханы всего-навсего пузырьки да сверточки. Он же думал, что там что-то необыкновенное.
Неизгладимым в памяти Павлика остался крестный ход по деревне и полям в 1918 году. С весны не выпало ни капли дождя. С утра до вечера солнце неумолимо пекло и выжигало все на лугах и полях. С жалобным мычанием и блеянием ходил по выгоревшим полянам голодный скот. Пропадали хлеба, гречиха, лен, овес. Земля трескалась и делалась каменистой. Кое-как удавалось побрызгать огородные грядки, но стали высыхать родники, и пруд совсем обмелел. Жизнь кругом тоскливо замирала. По этому поводу священник в церкви обратился с проповедью к народу и назначили специальный молебен с крестным ходом по полям.
Павлушка проснулся в этот день раньше обычного и видел, как бабушка прибирала, готовила избу и двор к встрече священника. Кормили в этот день только малых детишек, а все остальные к пище не прикасались, были в благоговейном ожидании. Наконец среди утренней тишины раздался звон колоколов, возвестивших о начале крестного хода. Все высыпали на окраину деревни. Через полчаса из-за леса, направляясь к деревне и оглашая воздух пением молитв, показалось благоговейное шествие. На руках несли хоругви и образа, группа мужчин несла на шестах икону Казанской Божьей матери. Впереди всех шел священник с кадильницей в руке.
Не доходя до деревни, вся процессия повернула в сторону и направилась лугами к хлебам. Присоединившиеся к ней сельчане сменили несущих тяжести. Смиренно, благоговейно шествие обходило поблекшие посевы, периодически совершая молебен. У многих на глазах появились слезы умиления от совершенных молитв и проповеди священника. По полудню вся процессия, обойдя вокруг деревни, наконец вошла в нее и остановилась против часовни. Служба продолжалась, и народ, склонившись на траву, прилежно и долго молился. Зрелище было очень трогательное, дети прижимались к своим родителям, по деревне не было никакого движения. Рядом с Катериной на коленочках стоял Павлушка. Хоть и колола трава ему ноги, но он терпеливо молился со всеми вместе.
— Бабушка, Боженька ведь слышит нас. А почему так долго нет дождичка, ведь Он же все может? — теребил бабушку Павлушка с расспросами. Он так хотел увидеть Божье чудо. Катерина положила ему руку на голову и просто, с уверенностью ответила:
— Вот еще немножечко потерпим и скоро будет дождик. Склонившийся народ не поднимался на ноги. Еще усердней принялся креститься и Павлушка, подражая бабушке. Вдруг порыв ветра пронесся над толпою, поднимая пыль с дороги. В народе, нарастая, послышался шум; все повернулись в сторону Жулихи. Над лесом показалась едва заметная, темная полоса, которая, быстро расширяясь, выползала на Починки. Буря восторга пронеслась среди людей. Ко всеобщему ликованию, послышались далекие раскаты грома. В течение нескольких минут все небо заволокло тучами, и вначале крупными каплями, а затем полоса за полосою на землю низвергался ливень. Едва успели занести образа и хоругви под крышу и спрятаться под навесы. Несколько человек, однако, так и не поднялись с колен. Обратив лицо свое навстречу небесным потокам, они продолжали молиться и благодарить Бога за Его чудо. После ливня установился мелкий дождичек и шел целые сутки.